Главное было электричество.
Но прошел год, и Егор Летний как-то незаметно из стенкора превратился в корреспондента профсоюзного журнала. Писал он маленькие юмористические статейки о своем производстве, подписывался: «Егорка». Понемногу начал заниматься, почитывать. Кончилось все это тем, что он как способный парень получил командировку в литературный вуз. Дали ему и стипендию. Летний снялся с производства, и скоро вместо мозолей на его руках появились чернильные пятна, а на глазах от неумеренного чтения – очки.
Вуза Егор не кончил: вуз закрылся. Однако Летний уже не мог изменить литературе. Он начал писать очерки из заводской жизни, печатал их в разных журналах и газетах и на это жил. По поручению редакции ему приходилось выезжать на стройки электростанций, и таким образом ему пригодились и его электрическое прошлое и связи с рабочей массой.
Затем в жизни Летнего настал момент, когда он решил написать большую повесть. Понадобилось задеть деревню, хоть краешком книги. Отсюда – тяга в колхоз.
Предложение редактора сильно заинтересовало Летнего. Он уже решил теперь не только деревню посмотреть, но и принять посильное участие в колхозном строительстве. Его смущало только одно – что он не агроном, а электрик. В дороге при помощи книг надо было пополнить этот пробел.
Егор недолго собирался в путь.
Он отвез тяжелую пачку литературы из редакции домой, потом вышел на улицу, купил электрический фонарик, химический карандаш, две банки маринованных бычков и ножик. Все это вместе с одеялом уложил в чемодан вперемежку с книгами. Сказал соседям по квартире, что уезжает дней на десять, запер комнату и пошел к трамваю. На вокзале в кассе взял билет. Улегся на верхней полке, и не успел поезд отойти, как он уже крепко заснул, не снявши очков.
Следующий день в поезде прошел незаметно. Егор проглядывал брошюры о силосе и свиноводстве, смотрел в окно. Там телеграфные провода линовали серое небо, как тетрадку, черные грачи срывались с шершавых полей, красные листья кленов засыпали станции. У Волги появились арбузы и копченая рыба. Пошел дождь. Он все усиливался, и большие капли, как козявки, поползли по окнам наискосок, обгоняя друг друга.
Когда Летний подъехал к ближайшей к Чижам станции и выглянул из вагона, дождь поливал станцию целыми струями, как из пожарной кишки. Летний поднял воротник пальто и сошел с подножки. Шлепая по лужам, он пересек платформу бегом и спустился по скользкой лестнице к грязной дороге, на которой стояло несколько крестьянских подвод.
Летний обратился к рыжему мужику:
– Отец, свезешь, что ли, в село Чижи?
Рыжий замотал головой:
– Не, мне не по пути, я из Пичеева. А вон там глухонемой стоит, он из Чижей. Повезет.
– Да я по-глухонемому-то говорить не умею.
– Пойдем, я объясню. Я на их языке маленечко калякаю.
Крестьянин охотно соскочил на землю и подвел Летнего к забрызганной грязью телеге, на которой сидел глухонемой – худой и бледный мужик. Рыжий ткнул глухонемого в бок, махнул рукой куда-то вдаль и кивнул головой в сторону Летнего. Глухонемой поднял вверх три пальца.
Рыжий показал ему два. Глухонемой утвердительно кивнул головой и подобрал вожжи. Рыжий торжествующе сказал
Летнему:
– Вам небось смешно смотреть, а мы сторговались. Он берется вас в Чижи везть за два рубля. Сходно?
– Подойдет.