Саранча

Вернулся Михаил Михайлович, привез вещи. Таня рассказала о безуспешных поисках. Он примирился с первого слова:

– Придется остаться у Блажко. Не век же Симочка будет тянуть волынку со Славкой, а они здесь не останутся, у него чудная комната.

Позвали Симочку, сообщили решение. Оказалось, и в спальне пришли к необходимости просить Крейслеров остаться: боялись уплотнения.

Михаил Михайлович бросился распаковывать вещи,

«бебехи», как он называл. Остановился перед избитым чемоданом и, согнувшись, стал тайком рыться в бумажнике.

– Видала, жена?

И он подал на ладони изумрудные серьги – талисман.

Симочка покраснела, повисла на шее у Тани, когда та спросила:

– Это вы все сделали?

Крейслер радовался и острил об этих серьгах трое суток. Через две недели Таня добилась свидания с Онуфрием

Ипатычем в исправдоме.

Был сентябрь, и навернул холодный, сырой, с печальными ароматами северного ненастья, ветер. Маленький трамвайный вагон, дребезжа и скрежеща, полчаса брал петлистый подъем. Давно миновали шумные вонючие улочки с черномазыми ребятами, роющимися в пыли. Путь шел пустырями, каменистыми обрывами, где гудел ветер, серый, как море внизу. Тюремный замок вырос неожиданно из-за поворота. Крепостные русские стены, шатровые башни, бессмысленные в местной суши, бойницы, –

унылое воплощение империалистских фантазий, которыми грезили губернские завоеватели, – все это как будто наворотило бурей откуда-то с севера. За тюрьмой раскинулся железнодорожный поселок, – и домики казенной стройки тоже не походили на сакли туземных предместий. На площади, на самом юру в столбах пыли расположился базар, торговали русские бабы дынными семечками, сушеными фруктами, барахлом. Покупателей было мало, меньше, чем палаток с холщовыми крышами, которые трепались, как подолы. На одной палатке трепетала вывеска: «Сдезь все дли передач».

Таня вспомнила, купила мыла, положила в сверток. У

самых ворот ее нагнал долговязый белокурый мальчуган, забытый, как сновидение.

– Татьяна Александровна!

– Сташек! Ты откуда?

– С базара. Насилу улизнул. Мама увидала вас после меня, я показал, хотел было крикнуть, да она запретила.

– Почему запретила? Что вы здесь делаете с мамой?

– Вы не знаете, она разошлась с папой? Из-за Онуфрия