– Суд идет!
Все встали. Таня очутилась в окружении высоких и широких спин и, напрягшись, едва улавливала пробивавшийся сквозь шелест людского множества, сквозь все эти дыхания, шевеления, вздрагивания, старчески слабый голос читавшего приговор председателя.
– Господи, ничего не слышу, – ворчала рядом старуха. –
Чего это он читает?
Бородатый рабочий, массивными плечами загородивший от Тани весь зал, повернулся и сверкнул на старушонку маленькими гневными глазками. Председатель заканчивал чтение мотивировки. Голос его меркнул, прерывался. «Крейслера, – услыхала Таня, перестав дышать, –
считать оправданным…» И снова ли голос старика окреп, –
зал ли слушал, не дыша, – но стало слышнее.
Был оправдан капитан. Вильского осудили условно на год. Муханову – тоже (за попытку бежать за границу).
Величко дали два года, с запрещением по отбытии наказания занимать ответственные должности три года. Петрякову – пять лет со строгой изоляцией. Гуриевский и
Бухбиндер получили по десяти лет.
Читавший назвал Муханова, Анатолия Борисовича.
Последовал длинный перечень статей. Высокий женский вопль огласил зал. В мертвенной тишине прозвучали имена
Веремиенко и Тер-Погосова. Через миг, в странной поспешности, в испуге, публика ринулась к проходу, к дверям. Старуха теребила Таню за рукав, как будто только что проснулась, сердито спрашивала:
– Куда это бегут, как оглашенные? Еще кого судить будут?
– Уйдите! – и Таня зашлась воплем, рухнула на стул.
Бородач-рабочий протянул через стулья руку, взял старуху за плечо, проворчал:
– Катись, бабка. Троих съела, – все мало.
И двинулся. Старуха покорно заковыляла за ним.
Дикий раздирающий крик огласил спертый воздух и как бы еще более сгустил его. Едва начавшись, он показался бесконечным. В нем не было оттенков, он не изменялся. Публика оторопело сбилась в проходах. Таня телом почувствовала ужас, заключенный в этом вопле. Перед ней открылось смятение на эстраде. Муханов кричал, медленно озираясь кругом. Его высокий голос, неузнаваемо искаженный напряжением, потерял все признаки человеческого. Осужденных торопливо выводили. К Муханову подошел конвойный. Смертник, ощутив его прикосновение к плечу, рванулся и отбежал к задней стене в угол. Он вытянул руки вперед, он царапал блестящую штукатурку.
Мощное дыхание, питавшее вопль, не прерывалось. Его схватили под руки и не могли сдвинуть с места, словно он прилип к стене, хотел проникнуть в камни. Его подняли на руки, понесли.