– Мы знаем о твоем несчастье, Гулям-Гуссейн, – сказал
Ибрагим-Заде, – и тот, кто послал нас, знает…
– Сулейман-хан здесь, в городе?
– Осторожней, Гулям-Гуссейн. Он знает. Он велик своим знанием человеческого горя и всегда отзывается, иногда раньше, чем ты сам о нем проведаешь. Так случилось со мной… Так вышло с тобой. Гулям-Гуссейн. В тот день, когда командир арестовал тебя, он призвал меня и спросил, кто такой векиль-баши Гулям-Гуссейн, которого оскорбил ротмистр Эддингтон.
– Что же ты ответил? – спросил Гулям-Гуссейн.
– Ты прав, что любопытствуешь… Да, Гулям-Гуссейн, я дал волю своей вражде к тебе.
– А он?
5 Селям – мусульманское приветствие.
– Он поступил, как мудрец. Он остановил меня и сказал:
«Ты, Ибрагим-Заде, говоришь о том, что уже было. Это прошло. Теперь векиль-баши твоего эскадрона готов стать нашим товарищем и братом. Англичане сами отгоняют от себя верных и преданных людей. Тем хуже для них. Нам же нужны такие люди, как векиль-баши, – храбрецы, знакомые с военным делом. Нужно найти связь с ним». Не прошло и дня, а нам уже рассказывали о том, как над тобой издеваются. И тогда он послал тебе письмо.
– Да, да, оно пришло вовремя.
– Нам рассказывали, как ты его принял…
– Я сидел оторванный от семьи, от больной Фатмы, и мне казалось, что я не то в тюрьме, не то в плену, среди врагов, которые без всякого милосердия приговорили меня к пожизненному заключению. Меня забыли. Я готов был отчаяться. И вдруг письмо…
– Когда он узнал, что сделал с тобой Асад-Али-хан, он заметил: «Гулям-Гуссейн наш».
– Я верно передал твои проклятия, – вмешался Мамед. –
Тогда ты стенал, теперь, после страшного горя, ты скрепился и молчишь. Из ярко вздутого огня не идет и дым.
– Когда меня вызывали из темной, чтобы отдать деньги, я шел убить его. Но тут торчал Асад-Али-хан и пустыми гневными речами мешал моей ненависти. Я пошел домой, и по дороге мой случайный враг разоблачил окончательно всю гнусность англичанина. Сабзи-фуруш сделался в моих глазах меньше мошки, когда я узнал об отвратительном подлоге и издевательстве над моим горем. Пусть сады зарастут бесполезной колючкой, пусть разразятся тучи каменным дождем. Теперь я найду его, моего командира. Он кончил свою жизнь.
– Погоди, Гулям-Гуссейн, нас послали за тобой. Если горе не привязывает тебя к дому…
– Я и пойду с вами. Но раньше дайте мне сделать то, что я задумал, когда я решил идти к вам. Я ненадолго заверну в эскадрон. Меня, векиль-баши, всюду пропустят. Придется побеспокоить ротмистра Эддингтона. Я никогда не вернусь в эскадрон персидских казаков после этого. Так крепче будет. Верно, Ибрагим-Заде?
Тот взглянул на Мамеда и, уловив незаметный его кивок, ответил: