Саранча

22
18
20
22
24
26
28
30

„Очакова“ и член революционной комиссии».

«Он же нелегальный, полиция с ног сбилась – его ищет.

И если его найдут, то будет плохо…» Кому? Он не ответил себе на страшный этот вопрос.

Послышалась самая родная в мире, поспешная, неровная речь.

– Мы выслушали сообщение, теперь я дам слово «товарищу Антипу» из Москвы. Здесь, в Севастополе, революция потерпела жестокое и, несомненно, временное поражение, но там, на севере, снова кипит недовольство и революционный гнев…

– Я покинул Москву пятнадцатого ноября, – начал невидимый оратор, напрягая простуженное горло. – В дороге я узнал о событиях в Черноморском флоте, рвался сюда, но сообщение… – У него, вероятно, не хватило сил, и дальше пошло совершенно невнятное сипенье.

Павел Алексеевич смутился и почувствовал, что краснеет: ему казалось, что говоривший подозревает о подслушивании. Он на цыпочках повернулся.

– Опять начинается московское.

С кегельбанным грохотом, неистово гремя ступеньками, слетела с лестницы Агаша.

– Павел Алексеич! Павел Алексеич! Чего же вы? Нина

Николаевна бушует.

2

Худощавая девушка в шелковом халате, готовом затлеться жаром, который он облегает, с повадкой тирана семьи, с бранью и цыканьем на губах, большеротый урод, прекрасно знающий свое очарование, – Нина Николаевна, паля папироску, кричала:

– Бедлам! Сумасшедший дом! Палата номер шесть! И

это взрослый человек! Он собирается жениться. В то время, как над домом готово разразиться несчастье, он ковыляет где-то по Приморскому бульвару… Время для прогулок!

Это все про тебя говорится, Павел.

Она поперхнулась дымом и упала в кресло, – можно подать реплику:

– Что случилось, Нинет?

Она кашляла, клокотала дымом и обрывками слов:

– Властная старуха… черт ее побери… она задумывает бог знает что… запретила бывать кузену Боре… адъютант палача!. Пошел вон с моих глаз, если ты не можешь ее утихомирить!