Саранча

22
18
20
22
24
26
28
30

6 Книга стихов французского поэта Бодлера.

На звон его шпор, с криком: «Кузен Боря!» выбежала

Нина, чмокнула его в усы и убежала прихорашиваться.

– Есть сведения от тети Поли?

– Никаких. Это ужасно.

– Да, неприятно. В Москве вооруженное восстание.

Восстала самая чернь. Положение серьезное. Боюсь, твоя матушка…

Не докончил, как бы не желая осуждать ее при сыне.

– Да, это так, ты прав… – Павел Алексеевич запнулся. –

Она уехала в неистовстве. Она кипела. И подумай, в каком положении она нас оставила.

Метнулся по комнате. Офицер провожал его движения взглядом скучающей жалости, слегка морщился, следя каждый ковыляющий шаг.

– Она – мать – сочла возможным забыть, что меня послали на юг доктора, что мне нужен покой. Я боготворил ее.

– И очень хорошо, что перестал, – вмешалась, войдя, Нина.

В комнате началось сверканье глаз, оскалов, аксельбантов, погон, носков из-под подола. Павел Алексеевич угрюмо ворчал:

– Материнство – счастье. Моя мать отвергает индивидуальное и единственно реальное счастье ради выдуманных и мертвенных революционных страстей. Она еще горит пламенем, которое опалило ее тридцать лет тому назад.

Я готов преклониться, но она не со мною. Никогда с такой силой не ощущал я разрыва времен, который отделил меня от органического течения лет, струившегося доселе.

(Офицер зевнул.)

– Всем Елагиным было страшно смотреть, когда мамочка со страстью разрушала благосостояние семьи, – сухо вставила Ниночка с ангельски поджатыми губами. – Она продала паи Шуйской фабрики и повезла нас с Павлушей в какую-то духоборскую коммуну.

– Мне холодно в этом враждебном ветровороте, –

продолжал Павел Алексеевич. – Мы оказались в беспомощном положении, созданном опять ее эскападой.