Проклятие могилы викинга. Керри в дни войны. Тайна «Альтамаре» ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Ник обхватил ее за шею.

– До свидания, тетя Лу. Я очень вас люблю. – Он так прижался к ней, что она охнула, и так долго не отпускал ее, что Кэрри встревожилась.

– Отпусти тетю Лу, – велела она. – Еще успеешь с ней попрощаться. Ты же не в последний раз ее видишь.

– В последний раз идем вдоль железной дороги, – пел

Ник. – В последний раз идем по насыпи, потому что завтра мы сядем в поезд, пуф-пуф, сядем в поезд и ту-ту…

– Пожалуйста, помолчи, – попросила Кэрри.

Ник скорчил гримасу и пошел рядом с ней.

– А Глазго бомбят? – спросил он. – Наш поезд будут бомбить?

– Конечно, нет, – ответила Кэрри и подумала о том, что целый год они прожили в безопасности, далеко от бомбежек и войны, которая шла где-то над их головами, как разговор взрослых, когда она была еще слишком мала, чтобы вслушиваться.

– Не бойся, Ник, – сказала она. – Мама не послала бы за нами, если бы там не было безопасно. И кроме того, я всегда буду рядом.

– А я не боюсь! Мне бы хотелось попасть под бомбежку, вот было бы здорово! – И он опять принялся петь: –

Бомба падает – бух, пулемет строчит – так-так-так… –

Раскинув руки, он превратился в самолет, который летит низко, стреляя из пулеметов.

– Замолчи, кровожадный мальчишка! – рассердилась

Кэрри. – Ты все портишь. Пусть этот «последний раз»

пройдет в тишине и мире!

Прощальный ужин был накрыт в кухне у Хепзебы: холодная курица с салатом, пирог с сыром и луком и целое блюдо густо намазанных маслом медовых лепешек. В

плите полыхал огонь – можно было заживо изжариться, если подойти близко. Черный ход был открыт, чтобы из кухни уходил чад, и то и дело у стола появлялись куры, клевали крошки и сонно кудахтали.

Ник ел так, будто голодал целую неделю, а Кэрри почти ни к чему не притронулась. Как все замечательно: и пикник, и то, что мистер Эванс стал добрым, и колечко, и нож, и, наконец, этот последний чудесный ужин, когда за столом сидят все, кого она любит. Она была так переполнена радостью и грустью, что была не в силах съесть даже одну медовую лепешку.

Хепзеба тоже ела мало. Раза два их взгляды встретились, и Хепзеба улыбнулась, словно давая понять, что испытывает такие же чувства. Отрезав Нику четвертую порцию пирога, она заметила: