Тем не менее к трем часам «Гальинета», «Марипаре» и «Мориче» достигли большого лесистого острова с обрывистыми берегами, обозначенного на картах именем Аманамени. Работая бечевой, матросы двинулись по рукаву реки, где течение было не таким быстрым, и таким образом достигли южной оконечности острова.
Солнце уже скрылось под наваливавшимися одна за другой тучами. Откуда-то с юга доносились долгие раскаты грома. Первые молнии уже прорезали готовые обрушиться ливнем тучи. Северный ветер окончательно стих. Электрические волны грозы двигались с востока на запад, черные как сажа тучи закрывали уже почти все небо, и не было ни малейшей надежды, что они рассеются, не разразившись ураганом.
Из соображений осторожности паруса были убраны, тем более что от них все равно не было никакого проку. На всякий случай убрали и мачты, положив их на дно пирог. Лодки начало сносить течением, и пришлось взяться за шесты. Так они дошли до следующего большого острова Гуайартивари. Передвигаясь при помощи бечевы и шестов вдоль его обрывистых берегов, они смогли обогнуть его и пойти вверх по течению.
— Сколько нам еще осталось до Сан-Фернандо? — спросил господин Мигель Жака Эллока.
— Три километра, — ответил Жак, глядя на карту реки.
— Ну так надо преодолеть эти три километра до вечера, — заявил он, а потом крикнул, обращаясь к матросам: — Вперед, друзья мои, последнее усилие! Вы не пожалеете, мы хорошо заплатим вам за труды. Два пиастра каждому, если вечером мы встанем на якорь в Сан-Фернандо.
Все остальные поддержали господина Мигеля. Вдохновленные обещанной наградой, матросы были готовы сделать невозможное. А в сложившейся ситуации эти дополнительные пиастры были бы всего лишь заслуженным вознаграждением за тяжелый труд.
В этот момент лодки находились на траверзе Гуавьяре, устье которой глубоким полукругом врезается в левый берег Ориноко, либо, если прав господин Баринас, Ориноко врезается глубоким полукругом в правый берег Гуавьяре.
Ничего удивительного, что господин Баринас, не отрывая бинокля от глаз, жадно вглядывался в широкое устье любимой реки, вливавшей в Ориноко свои желтовато-коричневые воды. Еще менее удивительно, что господин Фелипе, великолепно знавший, где они находятся, кинув презрительный взгляд на устье Гуавьяре, иронически спросил:
— Что это за ручеек?
Ручеек, но судоходный на протяжении тысячи километров, ручеек, притоки которого орошают территории, простирающиеся до подножия Анд, ручеек, сток которого составляет 3200 кубических метров в секунду!
Однако на презрительный вопрос господина Фелипе никто не успел ответить, а, точнее, ответом было одно-единственное слово, вырвавшееся из груди матросов всех трех лодок:
— Чубаско... чубаско!
Действительно, этим индейским словом обозначается чудовищный ураган, несшийся, как лавина, от линии горизонта по руслу Ориноко. Людям, незнакомым с венесуэльскими льяносами, должно было показаться странным, что он мчится с северо-запада. Минуту назад все было спокойно, тяжелый и густой воздух — неподвижен. Насыщенные электричеством тучи заволакивали небо. Но, вопреки всем ожиданиям, гроза разрешилась не на юге, а с противоположной стороны. Ветер, взлетевший почти к зениту, сначала развеял облака, а затем нагнал новые, насыщенные дождем и градом, и обрушил их на перекресток, где сливались воды могучей реки и двух ее крупнейших притоков.
Услышав крик «Чубаско... чубаско!», пассажиры поспешили укрыться под навесами. К счастью, словно предвидя это бедствие, матросы вовремя убрали паруса и мачты, так что «Марипаре», «Гальинета» и «Мориче» выдержали первый удар урагана. Но успокаиваться было нельзя: в любую минуту пироги могли перевернуться. Заливаемые огромными, почти океанскими волнами, они то налетали друг на друга, то неслись к прибрежным утесам, рискуя разбиться в щепки. Волны швыряли лодки, как скорлупки, и матросы тщетно пытались их удерживать, работая кормовым веслом. Лодки крутились на одном месте, а гигантские волны обрушивали на них тонны воды. И они всенепременно пошли бы ко дну, если бы матросы и пассажиры не бросались тотчас ее вычерпывать. Ни размеры, ни форма плоскодонных судов не позволяют им ходить в шторм. А поскольку чубаско не редкость в среднем течении Ориноко, то многие из этих суденышек, предназначенных для плавания по спокойным водам, гибнут.
Река в этом месте очень широка. Она начинает расширяться у южной оконечности острова Гуайартивари и там, где в нее вливается Гуавьяре, напоминает большое озеро. Здесь есть где разгуляться стихии, потому что вокруг нет ни холмов, ни лесов, которые ослабили бы порывы ураганного ветра. И если на море судно может просто отдаться на волю волн, то здесь оно неизбежно будет выброшено на берег.
Матросы это знали, но ничего не могли сделать, чтобы предотвратить катастрофу. Попытаться спастись, прежде чем лодки ударятся о скалы, можно было только вплавь. Господин Мигель, господин Фелипе и господин Баринас вышли из-под заливаемого волнами навеса; они были готовы ко всему.
— Обидно потерпеть кораблекрушение у цели! — сказал один из них.
На борту «Гальинеты» сержант Марсьяль пытался сохранять спокойствие. Если бы гибель грозила ему одному, он с невозмутимостью старого солдата, много чего повидавшего на своем веку, смирился бы со своей участью. Но Жан, сын его полковника... дитя, с которым он отправился в это опасное путешествие... как спасти его, если пирога пойдет ко дну, не достигнув берега? Сержант не умел плавать, а если бы и умел, что бы он мог сделать среди этих бушующих волн? И все-таки он бы бросился в воду, и если бы не смог спасти Жана, то погиб бы вместе с ним.
Юноша, однако, сохранял спокойствие. Он стоял на корме, крепко уцепившись за поручни. Он видел опасность и не отводил глаз... Он шептал имя своего отца.