— Ну а пока ты можешь отдохнуть в наших хижинах... Они в твоем распоряжении.
— Мы благодарим тебя и непременно посетим твою хижину. А ночь мы все-таки лучше проведем на борту наших пирог.
— Как хочешь.
— У тебя прекрасная деревня, — сказал господин Мигель, поднимаясь на берег.
— Да... она родилась совсем недавно и будет процветать, если найдет покровительство губернатора Сан-Фернандо. Мне кажется, президенту Венесуэлы должно быть приятно владеть еще одной деревней на берегу Ориноко.
— Мы обязательно сообщим ему по возвращении, что вождь...
— Карибаль, — сказал индеец с такой гордостью, словно это было имя основателя города или самого Симона Боливара.
— Вождь Карибаль может на нас положиться. Мы расскажем о нем и губернатору в Сан-Фернандо, и президенту Республики в Каракасе.
Таким образом, первое знакомство с жителями деревни прошло как нельзя лучше, и можно было рассчитывать на его счастливое продолжение. Господин Мигель и его спутники двинулись вслед за индейцами к расположенной на расстоянии ружейного выстрела от берега деревне. Жак Эллок и Жан де Кермор шли рядом, сержант Марсьяль следовал за ними.
— Ваш неизменный путеводитель, книга нашего соотечественника, мой дорогой Жан, — сказал Жак Эллок, — наверняка дает очень точные сведения об этих пиароа, и вы, должно быть, знаете о них больше, чем мы.
— Господин Шафанжон пишет, — ответил юноша, — что эти индейцы отличаются уравновешенным характером и не слишком склонны воевать. Обычно они живут в лесной чаще, вдали от реки. Похоже, что эти решили зажить по-новому, обосновавшись на берегу Ориноко.
— Вполне возможно, мой дорогой Жан. А их вождь, он, похоже, очень неглуп, очевидно, уговорил их построить деревню в этом месте. Со стороны правительства было бы весьма разумно поддержать их. А если бы в Аугустино обосновались несколько миссионеров, то эти индейцы очень быстро попали бы в число цивилизованных «расьоналес», как их здесь называют.
— Миссионеры, месье Эллок... Да, эти мужественные и самоотверженные люди наверняка принесли бы пользу жителям деревни. Мне всегда казалось, что эти подвижники, отказывающиеся от материального благополучия и семейных радостей, готовые ради этих дикарей пожертвовать жизнью, служат самому благородному делу, и человечество может ими гордиться. А посмотрите, чего добился отец Эсперанте в миссии Санта-Хуана — вот пример, достойный подражания!
— Вы правы, — ответил Жак Эллок, неизменно удивлявшийся глубине и благородству душевных движений Жана де Кермора, столь неожиданных в таком юном существе, и добавил: — Но, мой дорогой Жан, в молодости о таких вещах обычно не думают...
— О! Я уже немолод, месье Эллок, — ответил Жан, слегка покраснев.
— Немолод? В семнадцать лет?
— Семнадцать лет без двух месяцев и девяти дней, — вмешался в разговор сержант Марсьяль, — и я совсем не хочу, чтобы ты старел.
— Прости, дядюшка, я больше не буду стареть, — ответил Жан с невольной улыбкой, а потом, обернувшись к Жаку, продолжил: — Так вот, вернемся к миссионерам. Тем, кто решит обосноваться в Аугустино, придется бороться с предрассудками этих индейцев, так как, если верить моему путеводителю, они — самые доверчивые и самые суеверные из всех индейцев, проживающих в бассейне Ориноко.
И путешественники не замедлили убедиться в справедливости этого наблюдения.
Хижина вождя пряталась в тени великолепных деревьев. Крышу из пальмовых листьев украшало нечто вроде цилиндрической короны с пучком цветов наверху. Единственная дверь вела в комнату пятнадцати футов в диаметре. Обстановка ее сводилась лишь к самому необходимому: корзины, циновки, стол, несколько довольно грубых сидений, нехитрая индейская посуда, луки, стрелы, сельскохозяйственные орудия.