— Ваших собак? — заржал баронет. — Ха! Видали — собаки фигляра! Хорошая взбучка им только на пользу!
— Осмелюсь заметить, — возразил господин Каскабель, который, вопреки собственной решимости сохранять спокойствие, начал понемногу распаляться, — ваши слова не подобают джентльмену!
— Тем не менее это единственный ответ, достойный человека вашего сорта.
— Мистер, я стараюсь быть вежливым… А вы, вы — невежа…
— Эй! Полегче! Вы имеете дело с баронетом Эдуардом Тернером!
Гнев охватил побледневшего господина Каскабеля; глаза его загорелись, кулаки сжались, и он угрожающе двинулся к баронету, как вдруг раздался крик Наполеоны:
— Папа! Иди быстрее! Мама зовет!
Корнелия специально подослала дочку, чтобы отозвать мужа.
— Сейчас! — ответил господин Каскабель. — Скажи матери, Наполеона, пусть подождет, пока я разделаюсь с этим джентльменом!
Услышав имя девочки, англичанин взорвался самым презрительным хохотом:
— Наполеона! — повторял он. — Эта девица — Наполеона! Имя этого чудовища, этого монстра…
Тут терпение господина Каскабеля лопнуло. Он шагнул вперед и, протянув руку, почти дотронулся до баронета:
— Вы оскорбили меня, сэр!
— Кого оскорбил? Вас?
— Да, меня, а также великого человека, который одним духом проглотил бы весь ваш остров, если бы только высадился на него!
— Неужели?
— Он раздавил бы его, как клопа!
— Жалкий шут! — закричал сэр Тернер.
Баронет немного отступил и встал в стойку боксера, приготовившись к защите.
— Да! Вы меня оскорбили, господин баронет, и я требую сатисфакции![84]