— Необъяснимым... почему?
— Даже если бы она была загружена камнем, металлическими чушками, то все равно не была бы столь тяжелой...
— В конце концов, какое вам до этого дело, господин Круш? — промолвил господин Егер после некоторого размышления. — Что им надо? Довести баржу до места назначения?.. Так отведите ее, а после возьмите деньги за работу.
— Никогда! — вскричал Илья Круш. — Господин Егер, меня принуждают силой! Когда мы приедем, я этого так не оставлю... призову их к ответу!
— Конечно, господин Круш! Человек, достойный звания рыболова, не допустит, чтобы с ним обращались подобным образом!
Была еще одна деталь, на которую Илья Круш счел необходимым обратить внимание господина Егера.
— Как видите, — сказал он, — теперь я не могу удить рыбу... А раз нет рыбы, то нет и выручки. В этих условиях ваши пятьсот флоринов — сумма слишком рискованная, я отказываюсь от них и, как только это проклятое плавание закончится, верну вам то, что вы мне дали...
— Решительно, господин Круш, — улыбнулся господин Егер, — вы самый честный человек на свете! Но не беспокойтесь, кто знает, может, все закончится не так плохо, как вы думаете!
И господин Егер пожал руку господину Крушу с такой сердечностью, что тот расчувствовался до глубины души.
Суда в низовьях Дуная, как пароходы, так и парусники, встречались очень редко. Но, даже когда это происходило, хозяин требовал отойти в сторону на большое расстояние, чтобы ни с кем не «травить», как называют на морском жаргоне разговоры.
Что касается городов и деревень, то здесь принимались те же предосторожности: баржа никогда не останавливалась у набережных. Она всегда вставала на якорь в нескольких сотнях туазов ниже и ни разу не причаливала к берегу или к месту впадения в Дунай притоков вроде Яломицы, Бузеба[121] и других. Поэтому у господина Егера и Ильи Круша не было возможности вступить с кем-то в контакт или бежать под покровом ночи. Когда после полудня 16 июля они достигли Брэилы, города на левом берегу, где ширина реки весьма значительна, с баржи невозможно было различить даже домов на фоне высоких западных гор.
Когда вечером бросили якорь, Илья Круш, перед тем как отправиться в каюту, заметил, глубоко вздохнув:
— Видите ли, господин Егер, я мог бы провернуть хорошенькое дельце в Брэиле... Там всегда отлично продается рыба... Но с этим кораблем, который, словно чумной, шарахается и от болгарских, и от валашских берегов, ничего не выйдет!
— Будьте философом, господин Круш, — вот все, что произнес в ответ его компаньон.
А кому же еще быть философом, как не рыболову?
Заметим, что между компаньонами и экипажем баржи не установилось никаких отношений. Никто из матросов — сильных, но скорее всего грубых — ни разу не заговорил с ними. Большинство в команде были происхождения венгерского или валашского, как хозяин. Только он обращался к Илье Крушу с различными приказаниями. Больше никто не обмолвился с новым лоцманом ни словом.
Что до господина Егера, то его, казалось, вообще не замечали. Правда, и он, со своей стороны, старался держаться как можно незаметнее. Когда порой хозяин смотрел на него, он отводил глаза и изображал полнейшее равнодушие.
В результате плавание прошло без каких-либо происшествий. На смену яростной буре, случившейся в ночь с 11-го на 12-е, пришла ясная погода со слабым ветром. В эти июльские дни температура воздуха бывает очень высокой. Солнце палило нещадно, и лишь иногда набежавшие облака усмиряли его жар. После полудня, как правило, чувствовался морской бриз, который стихал только к вечеру. Но ночи были жаркими, и часто матросы ложились прямо на палубе, чтобы лучше спать.
Илья Круш и его компаньон были лишены этой приятной возможности, и после вечерней остановки возвращались в свою каюту на корме.
Во второй половине дня, 17 июля, баржа прошла мимо Гала-ца, румынского города в семи-восьми лье ниже Брэилы. Река здесь делает поворот под прямым утлом, чтобы последний раз устремиться на запад. В Галаце проживает не менее восьмидесяти тысяч жителей, среди них много греков. Тут находится резиденция Европейской компании по навигации в устье Дуная. Свободный порт в месте впадения Прута[122], откуда экспортируется пшеница, кукуруза, рожь, ячмень, овес, лен, кожа, жиры. Ежегодный оборот достигает пятидесяти-шестидесяти миллионов франков. Связь с Константинополем обеспечивает Ллойд[123]. Галац состоит из двух городов: старого, с деревянными мостовыми и кривыми улочками, и нового, амфитеатром раскинувшегося на прибрежных холмах.