– Вы что, боитесь его, этого Стивена?
– Я-то? Да я и не таких перемалывал. Просто не хотелось бы мараться понапрасну. Я хватаюсь за револьвер только тогда, когда ничего другого не остается.
– Не волнуйтесь, все будет в порядке… Но ступайте, вот и она!
Джейн Партридж, переоблачившаяся в черное платье, нерешительно застыла в дверях.
– Вы хотели меня видеть?
В глазах ее стоял страх.
– Входите, присаживайтесь. И чтобы вы почувствовали себя более непринужденно, позвольте мне заверить вас, что я не имею в отношении вас никаких дурных намерений, что мне понравился ваш песенный номер и что я всего лишь хочу задать вам несколько вопросов.
Ее изящные черты лица, казалось, еще более напряглись.
– А, так вы из полиции?
Тераи рассмеялся:
– Нет-нет, уверяю вас! Я хотел всего-навсего сделать вам комплимент – у вас настоящий талант к адаптации этих старых земных песен. Вы ведь и сами с Земли, не так ли?
– Да, из Филадельфии.
– И вам сейчас… года двадцать два, двадцать три?
– Двадцать четыре. А что?
– А то, что у вас тот же репертуар, какой был у одной моей подруги, – она тоже с Земли, из Северной Америки, и ей тоже двадцать четыре года. Вот я и спросил себя: а не могли вы заниматься фольклором в одном и том же студенческом кружке, к примеру в Чикаго?
Джейн Партридж густо покраснела.
– Возможно, – пробормотала она наконец. – Только прошу вас, никому не говорите! Мой патрон считает, что я сама сочиняю эти песни! Они, знаете ли, нравятся публике, и потому мне платят чуть больше, чем всем остальным, а это позволяет мне чувствовать себя чуть более свободно!
– Так это правда, что Стивен, как поговаривают, держит вас в черном теле?
Она прикусила губу:
– И да и нет. Он не пытается извлечь из этого выгоду в том смысле… в каком вы могли бы подумать. Но у меня семилетний контракт, и истекает он лишь через шесть лет.