Пришли марсиане, как делали почти каждую ночь. Они были все такими же прозрачными и скользили по земле, волоча ноги, оставляя на песке длинные параллельные следы.
На следующий день ему повстречался невероятный пейзаж. Река, что текла в давно забытые времена, прорыла титанический каньон – заполнить или выровнять его не смогла даже многотысячелетняя эрозия. Далеко слева высились багровые стены, а справа, отбрасывая под солнцем причудливые тени, по холму поднимались гигантские земляные пирамиды. Целый день он шел в этом дантовском проходе, с беспокойством спрашивая себя: верно ли он поступил, выбрав этот путь, не выйдет ли он к тупику, к стене, которую не сможет преодолеть?
Он разбил лагерь в пещере или, вернее, под укрытием и в ту ночь видел или думал, что видит, марсиан. Те бесшумно, словно тени, перемещались в тусклом свете Фобоса, между каменными колоннами. Он чувствовал себя более одиноким, чем когда-либо, будучи не в состоянии уловить сообщения с базы из-за рельефа местности.
Утром он обнаружил вторую «Песчанку». Та лежала у подножия утеса с разодранным корпусом – взорвались кислородные баллоны. Баллини по-прежнему сидел за рулем, вцепившись правой рукой в рычаг тормоза. Григорьева рядом с ним не оказалось. Наконец Каррер заметил его на некотором удалении – поза показалась ему странной. Григорьев лежал на спине, между двумя валунами: вероятно, его выбросило из «Песчанки» с такой силой, что он перелетел через один из обломков скалы, или же
Он покинул каньон еще до вечера и приметил на краю горизонта холмик, чуть возвышавшийся над Сабейским заливом. Оттуда он наконец-то смог связаться со вспомогательной экспедицией. Сколь бурным было его ликование, когда он услышал в наушниках отдаленный голос Смита!
– Алло, Каррер! Вы меня слышите?
– Алло! Слышу, но слабо.
– Как вы там?
– Кислорода осталось еще на несколько дней. Обнаружил «Песчанку-два», разбитую, у подножия какой-то скалы. Но мне кажется, что меня что-то преследует!
– Полноте, вы же прекрасно знаете, что, кроме нас, на Марсе нет живых существ.
– Очень на это надеюсь. Но повторю, мне кажется, что меня преследуют. Как-то раз я видел следы, а вчера…
– Вы устали, только и всего. Думаю, послезавтра мы выйдем к вам. Не забывайте о сигнальных ракетах.
На следующий вечер Каррер увидел далеко за горизонтом три медленно поднимавшиеся звездочки: синюю, белую и красную. Он пустил ответную ракету и обустроил свой последний, как он полагал, одиночный лагерь.
В этот вечер он не смог уснуть – был слишком взволнован. Ночь тянулась целую вечность. Вокруг лагеря, в неясном свете слабых лун, преследовавших одна другую, простиралась бесконечная, как ему казалось, равнина. Прислонившись к саням, он ждал рассвета. Что-то двигалось – не очень далеко, – почти невидимое, прозрачное, поднимавшее небольшое облако пыли. Изнуренный мозг Каррера сначала отказывался анализировать то, что воспринимали или полагали, что воспринимают, его органы чувств. Потом появилось еще кое-что.
– Песчаные вихри…
Но похоже, ветра вовсе не было. Он отполз к другой стороне саней, подключил микрофон к передатчику.
– Это Каррер, – сказал он тихим голосом. – Вы меня слышите? Вы меня слышите?
Ответа не последовало. Призраки приближались. Теперь они надвигались прямо на него, и ему показалось, что он видит ухмыляющиеся лица. Тогда он начал палить по пляшущим теням и, ослепленный огнем собственных выстрелов, опорожнил всю обойму. Затем лихорадочно перезарядил револьвер. Из микрофона вырвался чей-то голос:
– Каррер! Каррер! Что вы делаете, бога ради?
– Я атакован! Они здесь! Окружают меня!