Лешоу был на аэродроме с утра, но вышел только за полчаса до опыта. Когда он, бледный, с нахмуренными бровями, шел рядом с Матью, раздались рукоплескания, сильно смутившие обоих.
В публике, допущенной к обозрению аппарата, Лешоу с чувством горького удовольствия увидел своих кредиторов: высокого Скриба, толстого, старого Натаниэльсона, маленького Грайна и еще три бесцветных личности. Он быстро подошел к Грайну, отвел его в сторону и сказал:
— Я подтверждаю, что вы все получите ваши деньги. Только сейчас прошу меня ни о чем не расспрашивать. Мне нужно беречь нервы.
Тот молча пожал ему руку и отошел.
— Бэзиль! — послышался невдалеке голос. Лешоу быстро оглянулся.
— Ирэн!
Они стояли, на секунду забыв окружающее.
— На всю жизнь! — прошелтала сна. — Живой или мертвый! For ever!
— Спасибо, Ирэн, за все, за все…
Он склонился к ее руке и быстро отошел.
Публику пригласили удалиться. Лешоу подошел к аэроплану и, пожав руки инженеру Матью и летчику, влез в гондолу. Он успел еще, когда аппарат дрогнул от движения пропеллера, послать в сторону махавшей ему платком Ирэн прощальный привет. В ответ послышались апплодисменты толпы, при чем энергичнее других апплодировали, кажется, кредиторы.
Аэроплан мягко отделился от земли и начал забирать высоту. Все происходящее было сном для Лешоу. Стоит ему крикнуть и он проснется у себя дома или у старой Мени Ломм, рядом с Ирэн. И вдруг холод смерти, ужасной, страшной смерти, охватил все его существо. Долго сдерживаемый в тайниках мозга липкий страх вырвался и закричал голосом убиваемого зверя: «Не хочу! Не хочу!» На секунду сознание перестало существовать для Лешоу. Придя в себя, он закусил до крови губу, сжал кулаки: «к чорту!»— крикнул он куда-то внутрь.
Аэроплан был уже на высоте 1.500 метров.
По заданию, Лешоу должен был проделать следующее: по сигналу летчика, он должен был спуститься в аппарат, примонтированный внизу аэроплана, затем, сидя в нем, он должен был освободить аппарат от аэроплана, после чего первому предоставлялось падать с Лешоу вниз. Аппарат был сконструирован не по идее парашюта, а по идее противодействия силе падения силы горизонтального движения. Он приводился в движение мощной пружиной, составляющей главное в изобретении Матью. Таким образом, тогда как парашют, не раскрывавшийся в известный момент, обрекал пассажира на верную гибель, аппарат Матью позволял пользоваться им хотя бы в 10 саженях от земли, парализуя силу падения силой горизонтального движения. В дальнейшем имелось ввиду сконструировать аппарат наиболее компактным.
Лешоу повторял слова Матью: правая рука должна держать рычаг А горизонтального движения; не выпускайте его ни в коем случае: в нем ваша жизнь. Левой рукой, после освобождения аппарата, усильте нагрузку на рычаг
Теперь Лешоу не спускал глаз с летчика. Сердце его билось и по лицу катился пот, хотя тело стыло от холода. Летчик поднял руку. Лешоу осторожно спустился в аппарат. Он сразу почувствовал себя повешенным на тонкой нитке над бездной. Внизу была тишина и, если бы не движение отдельных групп, можно было бы подумать, что площадь безлюдна.
С минуту Лешоу смотрел вниз, потом взглянул на солнце, глубоко вобрал воздух, крепко взялся за рычаг и вдруг, решительно нажав рычаг спуска, ринулся в бездну…
Тот, кто видел спуск парашюта, знает, что первое впечатление — впечатление падения. Это длится мгновение, затем парашют развертывается и очень медленно опускается к земле. Здесь было не так: застывшая в ожидании публика видела, как от аэроплана, продолжавшего свой путь в облаках, отделилась какая-то точка и стремительно понеслась к земле. Остановить падение зависело от пассажира, и поэтому толпа, видя, что аппарат все падает и уже находится в последней четверти своего расстояния, решила, что гибель неизбежна. Нал аэродромом раздался тысячеголовый рев, и все опять стихло… И вдруг… аппарат как бы ударился о воздух, его отбросило в сторону, по обе стороны выскочили две лопасти и аппарат, страшно качаясь, стал кружиться по громадной спирали, снижаясь к земле.
Инженер Матью, бледный, утративший свою солидность и спокойный вид, радостно крича, бежал к аппарату, где, не выпуская рычагов из рук, сидел Бэзиль Лешоу.
Он был в глубоком обмороке.