Радиосигналы с Варты

ПЛАН «СЕРОГО ПРЕОСВЯЩЕНСТВА»

Дождь потоками хлестал по стеклам и барабанил по подоконнику. День выдался сумрачный, словно стоял не конец лета, а ноябрь. Генерал Мюллер погасил настольную лампу, встал и приоткрыл окно, чтобы проветрить кабинет от табачного дыма. Он ждал гауптштурмфюрера Фукса из штаба округа, а тот не выносил табачного дыма.

Под окном, печатая шаг, промаркировал патруль с карабинами через плечо. Стальные каски блестели от дождя. У ворот здания, на первом этаже которого помещался кабинет Мюллера, стоял армейский грузовик с опущенным бортом. Солдаты грузили в него шкафы с документами, полки и прочий канцелярский инвентарь. Штаб 603-й главной полевой комендатуры вермахта переводили в Радомско. Переезд только начинался.

Мюллер переезжал туда с удовольствием. Кое-какие обстоятельства делали его пребывание в Ченстохове невозможным, и он давно уже подумывал о переводе комендатуры в другое место. Но теперь не это играло главную роль. Куда важнее было то, что в Радомско, где скрещивались все транспортные артерии, он будет сидеть, так сказать, у руля и сможет лучше выполнять свои задачи, а они были тесно связаны с положением на фронте и доставляли ему немало хлопот.

С начала августа верховное командование вермахта подтягивало все новые и новые свежие части и большое количество техники в тылы группировки, расположенной на севере Украины, особенно в глубокие тылы 4-й танковой армии, прикрывавшей своими двенадцатью дивизиями линию обороны от берегов Вислы до Радома. Командующий прифронтовой полосой генерал-губернаторства отдал приказ очистить для размещения прибывающего подкрепления половину всех сараев и амбаров в имениях и на крупных крестьянских хуторах. Мюллер настаивал на том, чтобы в районе, подчиненном его комендатуре, все шло согласно этому приказу. Но новые владельцы имений из немцев, их управляющие, администраторы и просто переселенцы отказались подчиниться этому приказу и подняли страшный крик. Не по своей близорукости, нет, а по вполне основательной причине: в амбарах хранилось еще не обмолоченное польское зерно, большое количество ржи, ячменя и пшеницы, которое почти целиком предназначалось для отправки в Германию.

Из-за поспешного отступления немецких войск за последние месяцы, из-за потери Украины и Белоруссии рейх испытывал значительные затруднения с продовольствием. Секретные службы докладывали о недовольстве населения, о страхе перед повальным голодом. Народ устал от войны. Польское зерно, а также картофель были последним резервом, но и их не хватило бы, чтобы накормить части, воюющие на фронтах, не говоря уже о гражданском населении.

Все это было очень хорошо известно генералу Мюллеру. Ему было ясно, что ни один мешок зерна не должен пропасть из-за хранения под открытым небом или попасть в руки польских партизан. Эту задачу нельзя было решить, не усложнив второй. И это обстоятельство, уже приведшее к трениям с различными инстанциями, было ему особенно неприятно.

В различных уголках генерал-губернаторства, практически превратившихся теперь в театр боевых действий, вопреки установленным порядкам сохранились органы гражданской администрации и отряды СС и полиции. Это делалось для того, чтобы выкачать из страны все, что только можно. Только в прифронтовой полосе глубиной от 20 до 30 километров гражданские органы были заменены администрацией вермахта.

Порядок сотрудничества всех администраций в изменившихся условиях был решен и согласован на самом высшем уровне в Берлине. Об этом, полагал Мюллер, сейчас нечего и говорить. Именно по этой причине, думал он, гауптштурмфюрер Фукс и не известил его заблаговременно о своем прибытии. Собственно говоря, он не годился в партнеры шефу главной полевой комендатуры. Значит, дело было чрезвычайно спешным и, возможно, связанным с особым заданием, полученным гауптштурмфюрером.

Мюллер мог предположить, что́ это было за задание. На сталелитейном заводе, самом крупном предприятии города оборонного значения, только что были произведены массовые аресты. Гестапо арестовало не только рабочих, но и мастеров, поляков и немцев, у которых были найдены листовки комитета «Свободная Германия», Поговаривали, что такие же листовки, призывавшие солдат предать фюрера и рейх, были обнаружены при внезапном обыске в санаториях для выздоравливающих и в госпиталях гарнизона. А несколько таких листовок обнаружили даже в местных органах СС. Официально об этом не было произнесено ни слова, но Мюллер не сомневался, что так оно и есть. Фукс искал следы, но пока безрезультатно.

К Мюллеру Фукс явился точно минута в минуту. Как всегда, на нем был неброский, весьма элегантный штатский костюм. Он вошел быстрыми, мягкими шагами, вскользь осведомился о здоровье господина генерала и сел. Все это тихо, вкрадчиво. «Проклятый крот», — подумал о нем Мюллер.

— Наша акция от двадцать седьмого августа, — начал Фукс, — оказалась безрезультатной во всех отношениях.

Генерал промолчал. Он не ошибся в своих предположениях. Теоретически из Котфинских лесов не могла ускользнуть даже кошка. Вермахт и полиция поняли наконец, что в лесу действует не одно, а два партизанских соединения. И все-таки факт оставался фактом: не был взят ни один пленный, партизаны скрылись, полностью сохранив свои силы. Но куда? Об этом ходили самые противоречивые слухи. Даже его, Мюллера, хитрость не удалась. Противник не клюнул на подставленную им роту власовцев, напротив, он тотчас же открыл огонь по приманке.

— У поляков в командовании сидят умные головы, — продолжал Фукс, — но ничего, в следующий раз мы с ними все равно расправимся.

Он откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.

— Куда неприятнее кажется нам — я имею в виду также оберштурмбанфюрера Ильмера, который, кстати, просил передать вам привет, — неудача с засланными к нам немецкими агентами, которые бесследно исчезли после двадцать седьмого августа, оставив после себя примерно с центнер красных пропагандистских листовок, сеющих сомнения и панику среди неустойчивых элементов. Эти листовки подрывают веру в фюрера и наше новое оружие. Надеюсь, мы с вами здесь вполне единодушны в том, что подобное не должно повториться.

Фукс говорил хорошо поставленным голосом. Легкий налет баварского диалекта придавал его голосу еще большую мягкость. В ожидании ответа он посмотрел на Мюллера кротким взглядом.

Генерал продолжал хранить молчание. Легким наклоном головы он поблагодарил Фукса за переданный им привет от командира СД. Прежде чем высказать свое мнение, он хотел точно знать, куда клонит Фукс.

Может быть, Фукс и понял его осторожность, но, во всяком случае, не подал и виду. Он довольно долго разглядывал обшитый деревом потолок и портрет Гитлера в простенке между окнами, потом откашлялся и сказал:

— Вас, наверное, заинтересует сообщение о том, что мы тем временем смогли кое-что выяснить о личностях немецких агентов. Все они, за исключением одного, тот слишком молод, опытные политические враги. Кроме того, они получили специальное военное образование, владеют несколькими, в том числе и западноевропейскими, языками и знакомы с методами подпольной работы. Их постоянно охраняют, поэтому наш осведомитель не смог выяснить, есть ли у них рация. Особенную заботу о них проявляет один русский, которого поляки называют капитаном Анатолем. Безусловно, это его кличка. Нам он уже давно известен…