В густом подлеске Невойт беседовал с Андре, Вилли и Эрнстом. Выслушав подозрения Андре относительно железнодорожного обходчика, он предложил создать небольшую разведгруппу во главе с Эрнстом, чтобы проверить брата железнодорожника и его подвал.
— Если эти люди предатели, — говорил капитан, — они вас не тронут, потому что им интересно заполучить Андре и меня. А если они окажутся честными людьми, тем лучше будет и для нас и для них. — И, повернувшись к Эрнсту, добавил: — Ты попытаешься узнать у учителя, где сейчас находится подразделение майора Шарова, а если ему это известно, то каким образом мы можем до него добраться.
С момента приземления на польской земле немецкие антифашисты лишь во второй раз слышали это имя. В первый раз им было сказано, что майор ранен при приземлении и потому не может принять группу антифашистов. И поскольку Невойт никогда больше не вспоминал майора, все были уверены в том, что Шарова давным-давно переправили через линию фронта на родину.
Невойт настаивал на том, чтобы Эрнст и советские товарищи обязательно встретились бы с учителем, для чего часовым были даны соответствующие указания. После успешных переговоров Андре и Макса накануне с крестьянином Эрнст на сей раз добровольно вызвался выполнять обязанности переводчика. Таким образом, группа антифашистов перешла к самостоятельным действиям, Невойт же сохранил за собой лишь общее военное руководство.
Брат железнодорожника появился перед обедом. На вид ему можно было дать лет тридцать, он бегло говорил по-немецки и по-польски. К встрече с партизанами он отнесся довольно осторожно и внимательно рассматривал их обмундирование и оружие. Свое имя он предпочел не называть, но, когда Эрнст назвал себя, а затем упомянул Колю и Франека, лицо его несколько просветлело, так как об этих людях он уже слышал от своего брата, и слышал только хорошее.
Он повел партизан вниз по склону горы, поросшему густым смешанным лесом. Остановились они на невысоком холме. Учитель отвел в сторону ствол молодой сосенки, и под корнями ее открылось отверстие с ведущими вниз ступеньками.
Прежде чем спуститься вниз, Эрнст на миг заколебался, понимая, что если это ловушка, то ни ему, ни его товарищам из нее уже не вырваться. Но, преодолев себя, он первым последовал за учителем в зияющую темноту погреба. Когда ноги его коснулись твердой земли, кто-то зажег керосиновую лампу, и она осветила бревенчатые стены, солидное перекрытие, два топчана и стол. В углу под лестницей стояла чугунная печка, а на противоположной стене на полке — радиоприемник. Сквозь крышу подвала вверх уходила труба, через которую сюда поступал свежий воздух.
Советские товарищи были удивлены не менее Эрнста.
— Что, не ожидали? — спросил их учитель, который успел подняться по лестнице, чтобы закрыть вход, и спуститься к ним. — Прошу садиться. Кто из вас командир?
— Нашего командира сейчас здесь нет, — ответил ему Эрнст, — но мы действуем по его указанию.
Лицо учителя сразу же сделалось хмурым. Он сел к столу, положив на него руки. Пальцы у него были длинными и тонкими, ногти и кожа испещрены царапинами, что свидетельствовало о том, что он не гнушался тяжелой работы.
— Вы просили нас о помощи, — начал он, — а чем именно мы можем вам помочь?
— Мы ищем часть майора Шарова.
В подвале на какое-то время установилась тишина, и первым нарушил ее учитель:
— Шаровски? Я впервые слышу о нем. Он русский? — И хотя лицо его хранило прежнее выражение, он все же выдал себя: уж коли он произнес фамилию советского партизанского командира на польский лад, то, видимо, он ее слышал не в первый раз. Это не ускользнуло от товарищей Эрнста: они переглянулись между собой и слегка усмехнулись.
— Нам известно место его высадки и то, что он был ранен при приземлении. Наш советский командир приказал нам установить с ним связь, — сказал Эрнст.
Учитель долго молчал, разглядывая автоматы, которые партизаны не выпускали из рук, а затем повел плечами и сказал:
— Этого я вам обещать не могу. Фамилии наших связных и товарищей, которые знают больше меня, я могу сообщить только вашему командиру.
— Хорошо, мы вас проводим к нему, — сказал ему Эрнст и подумал: «Как все сложно! Этот человек сейчас находится, по сути дела, в нашей власти, а мы не имеем права заставить его говорить. Он похож на честного, порядочного человека и, судя по тому, что привел нас в этот подвал, видимо, доверяет нам. Каждый неверный наш шаг может разрушить это доверие и надолго затруднить связь и взаимодействие с местными патриотами». Чтобы как-то перевести разговор на другую тему, Эрнст спросил: — Чей это подвал?
— Он принадлежит моим ребятам, — учитель заметно оживился. — Они его и построили, а я только навел здесь порядок. Используем мы его для проведения совещаний и как убежище для раненых. Иногда мы слушаем здесь передачи запрещенных радиостанций. — Учитель встал и показал на аккумуляторы, питающие радиоприемник. Труба чугунной печки, которую топили только в сильные холода, выходила наружу в полый ствол дерева с дуплом. Как в настоящей лисьей норе, в землянке имелся запасной выход, но учитель показывать его антифашистам не стал.