Радиосигналы с Варты

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я был прямо-таки ошеломлен, ведь Фрица я таким никогда не видел.

— Нервы могут сдать даже у самого рассудительного человека, и с этим всегда нужно считаться, хотя такие срывы и являются исключением. Хочу посоветовать тебе быть с Максом более требовательным и строгим.

Андре скрестил руки на груди и ничего не ответил капитану, хотя по глазам его было заметно, что он придерживается другого мнения.

— Я напомню тебе о событиях прошлой ночи, — живо начал Невойт, видимо почувствовав, что Андре внутренне сопротивляется ему. — Случилось то, чего я, собственно, давно уже ожидал. Все вы как бы щадите парня и переоцениваете своих коллег. Ты, как командир, несешь полную ответственность за каждого члена группы. Зачем тебе понадобилось пускать в ход динамо-машину? Грохот от нее был слышен на целый километр. К счастью, все обошлось, и нам не пришлось мастерить носилки для тебя. Неужели ты не понимаешь, в какое положение ты ставишь нас всех?

И хотя капитан все время старался сдерживать себя, поведение Андре все же вывело его из равновесия. Почему он так легко разделался с Максом? Больного человека вряд ли стоило посылать на такое задание.

Андре не проронил ни слова, лицо его оставалось непроницаемым, разве что побледнел он больше обычного, видимо сказалось нервное напряжение последних дней. Невойт теперь досадовал сам на себя, но ничего изменить уже не мог.

— Неужели ты меня плохо понял? — спросил он. — Может, я слишком быстро говорил?

— Макс годится мне в сыновья, — неожиданно сказал Андре. — Ему из всех нас тяжелее всего, ведь он не привык к трудностям.

— Именно поэтому он и должен привыкать к ним… — И тут вдруг Невойт подумал, что Андре никогда в жизни не командовал никаким воинским подразделением и потому, естественно, не знает того, что известно ему, Невойту, как кадровому офицеру и партизанскому командиру. — Ну а чтобы ты не заблуждался далее, скажу, что Макс по состоянию здоровья крепче каждого из вас. Вот ты уже, наверное, чувствуешь каждую свою косточку, а у него пока ничего не болит. Он может устать, но, однако, не свалится от усталости на землю, за это ты можешь быть спокоен. А высказывать ему сочувствие вовсе не обязательно и даже вредно, потому что тогда он может утратить веру в самого себя и свои силы или, чего доброго, начнет мнить себя большим человеком, это уж зависит от его характера. В любом случае ему от этого станет не легче, а только тяжелее.

— Я еще в Москве думал о нем… — начал Андре, а затем добавил: — Ну что же, благодарю тебя за откровенность.

Невойт хотел сказать, что по-товарищески только так и поступают, а потом он думал переговорить с Андре об Алексее, Иване и Василии, которые выделены для сопровождения группы немецких антифашистов, но не успел сделать этого, потому что заметил на узкой лесной просеке какого-то человека. Это был худой незнакомый мужчина, невысокого роста, черноволосый. Он вел велосипед, который подпрыгивал на многочисленных рытвинах. Чем ближе он подходил к партизанам, тем отчетливее становилось заметно, что незнакомец сильно хромает.

— Смотрите-ка, а ведь он идет к нам в гости! — проговорил вдруг Невойт. — И часовой его пропустил… Похоже, он намерен познакомиться с нами.

ГЛАВА ВТОРАЯ

МАЙОР ШАРОВ

До 1939 года Ян Вильк был бедным польским крестьянином, занятым только собственным хозяйством. Вместе со своей женой он в поте лица трудился на своем небольшом участке, чтобы прокормить себя и детишек. Этот скромный человек принадлежал к числу тех людей, которые никогда не противятся властям. Когда в сентябре 1939 года разразилась война, Вильк еще глубже ушел в себя, надеясь как-нибудь тихо и незаметно пережить тяжелое время. Но именно из-за этого он и попал в неудобное положение. Фашисты сочли его вполне подходящим человеком и назначили старостой родного местечка, которое теперь называлось не иначе как Блахштадт. Это назначение до смерти перепугало Вилька, однако он, не высказывая никаких возражений, беспрекословно выполнял все, что от него требовали. Единственное, что он старался делать, — это щадить жителей родного села. В душе он решил, что скорее умрет, чем толкнет на смерть других. То обстоятельство, что Лебки лежали вдали от крупных дорог, давало кое-какие преимущества.

Когда позднее в тех местах начала создаваться Армия Крайова, Ян Вильк сразу же был назначен окружным инспектором. Благодаря занимаемому им посту он не был призван в армию, хотя и подходил по возрасту. Как староста, он имел право на беспрепятственное передвижение и, естественно, на всевозможную информацию. Вскоре он был повышен в должности и как член разведывательного подразделения, находившегося на казарменном положении, без долгих проволочек мобилизован в Армию Крайову и приведен к присяге. Начальство относилось к нему со всей строгостью, требуя от него исправного выполнения всех приказов Армии Крайовой. Если бы он отказался повиноваться, то его попросту приговорили бы к смертной казни.

Вильк понимал, что отныне над его жизнью нависла смертельная угроза, однако, как ни странно, это его не испугало. Дело в том, что до этого ему пришлось испытать столько страха, что для нового в его душе не осталось больше места. Более того, он даже почувствовал себя несколько свободнее прежнего, так как стыд, который он испытывал прежде, больше уже не давил на него. Выполняя честно все приказы командования Армии Крайовой, он зарекомендовал себя добропорядочным поляком и надежным человеком.

Его непосредственным начальником был некто Яник, очень смелый человек, который никогда не терял способности трезво мыслить. В польской армии довоенного периода он имел звание подофицера и, хотя был молод, считался опытным разведчиком. Подразделение Яника пряталось в лесах и время от времени меняло свое местонахождение. В полном составе или небольшими группами они контролировали довольно обширную территорию в треугольнике Клобуцк, Андреасхюте и Калети. Сам Яник никогда Вилька не разыскивал: он либо передавал или получал информацию через специального связного, либо вызывал его в расположение одного из партизанских лагерей.

Ян Вильк очень много ездил и довольно часто сам принимал приехавших к нему гостей. Помимо связных Яника к нему иногда заезжал его вышестоящий начальник по кличке Комар. Это был молодой поручник, действовавший официально как бригадир сборщиков смолы, с довольно большими полномочиями. От него Вильк научился правилам конспирации, в которые в свою очередь посвятил и свою жену, подвижную и энергичную, но молчаливую особу.

Известия о карательных мероприятиях, очень часто проводившихся фашистами, по вполне официальным каналам доходили до старосты Лебков. Покорность властям стала его тактикой. Вильк знал, что местные власти считают его довольно ограниченным человеком, и это было ему на руку. Принимая его за простачка, они, не стесняясь, разговаривали при нем обо всем. Случалось так, что лица, которым грозил арест, вдруг исчезали, прежде чем полиция или гестапо успевали их схватить. Но никому и в голову не приходило, что их заблаговременно предупреждал об опасности Вильк.