Радиосигналы с Варты

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я не намерен никого информировать об этом, — коротко, но ясно заявил Яник.

Майор Шаров сразу же понял, что Янику запрещено вступать с партизанами в контакт, но он на свой страх и риск поступает так, как находит нужным, и потому майор не стал задавать поляку больше никаких вопросов.

Свое обещание Яник сдержал. В первую очередь он прислал в группу врача, который тщательно осмотрел Шарова и сделал ему своеобразный корсет, закрепив поврежденный позвоночник в неподвижном положении. Оба командира договорились, так сказать, о разделе сферы действий в лесу. Майор Шаров действовал севернее населенного пункта Лебки, а Яник со своими людьми контролировал район Гербы. Связь между польской и русской группами в случае необходимости осуществлял Ян Вильк, которому была предоставлена некоторая самостоятельность. В то же время Яник старался делать так, чтобы как можно меньше посвящать во все Вилька, так как подофицер считал Яна слишком добрым и доверчивым.

Вильк же относился к этим партизанам как к своим: он их разыскал, он же выручил их из беды. Жена Вилька по-прежнему снабжала партизан едой и стирала им белье.

ТАЙНЫЕ ТРОПЫ

Разумеется, трудно было рассчитывать, что пребывание советских партизан долго сохранится в тайне от врагов. Дело в том, что фашисты, несмотря на неуспех, отнюдь не отказались от дальнейших поисков парашютистов. Им удалось запеленговать партизанскую рацию, и они сразу же организовали облаву. По селам пошли слухи о партизанах. Первым узнал об этом поручник Комар из штаба Армии Крайовой. Узнал и сразу же заподозрил, что его взводный Яник не только знает о русских партизанах, но даже оказывает им помощь. Вызвав Яника на разговор, он пригрозил ему, и Яник все рассказал, так как считал своего начальника честным и справедливым человеком.

Взвод Яника находился, можно сказать, в двойном подчинении: по сугубо военным вопросам он подчинялся инспекторскому совету в Катовицах, а по линии разведки он выполнял все приказы и указания боевого центра «Хойне» и военного округа Армии Крайовой в Радоме, а Комар как раз и был командиром этого центра.

Поручник одобрил поведение Яника и высказал пожелание лично познакомиться с русским майором, и не только для того, чтобы получить от него кое-какую информацию. Комар, умный и критически мыслящий офицер, уже давно считал, что высшее командование Армии Крайовой закрывает глаза на реальный ход событий, ориентируется исключительно на эмигрантское правительство в Лондоне и потому не в состоянии видеть действительную расстановку сил. По мнению Комара, Миколайчик находился слишком далеко от Польши и потому не мог влиять на события в ней, а между тем настоящие освободители Польши шли с востока. Комар хорошо понимал, что Армии Крайовой самостоятельно ни в коем случае фашистов из страны не выгнать, а вот советские войска с успехом делают это независимо от того, нравится это кому или не нравится. Комар был настоящим офицером: ему нравились не пустые речи и декларативные заявления, а реальные военные успехи.

Янику не составило труда свести Комара с майором Шаровым, и офицеры довольно быстро нашли общий язык. Комар по нескольку раз в неделю навещал десантников и сообщал им то, что считал важным, а однажды он даже лично участвовал в бою, в ходе которого русские партизаны отбили нападение гитлеровского отряда специального назначения, охотившегося за ними на бронеавтомобилях. Комару нравилось, что советский майор успешно уходил от преследований противника и даже наносил врагу чувствительные удары. Так, за одну только ночь русские ликвидировали в нескольких селах множество жандармов. После проведения этой операции Комар посоветовал Шарову переместиться несколько ближе к Гербе.

Когда их подразделения оказались поблизости друг от друга, Яник стал регулярно появляться у Шарова, часто без особой необходимости, просто так, чтобы поговорить. Яник понял, что Шарову можно задавать любые вопросы. На все майор обязательно даст ясные и обстоятельные ответы. Люблинский манифест, полученный от майора, произвел на Яника сильное впечатление, потому что народу отводилась в нем главная роль, хотя в это нелегко сразу было поверить. Яник интересовался, какой будет жизнь после войны и не получится ли так, что простые люди снова ничего не будут значить, а пес богатого лесничего будет цениться дороже простого лесоруба. В военные годы Яник как бы нашел свое место, почувствовал себя сильным и нужным и очень беспокоился о том, как бы будущее не оказалось хуже прошлого.

Майор Шаров объяснил ему, что жизнь простых людей во многом будет зависеть от того, как они сами ее организуют. С разгромом фашизма на земле еще останется много различных нерешенных задач. Работы предстоит очень много. Советский Союз, безусловно, окажет братскую помощь польскому народу, но вопрос о своей системе государственности должны решить сами поляки. Однако Яник требовал доказательств того, что на освобожденной от гитлеровцев части польской территории уже действует народное правительство, во главе которого стоят представители рабочего класса.

Майору пришлось терпеливо разъяснять молодому польскому командиру, казалось бы, прописные истины. Шаров заметил, что в голове Яника уживались самые противоречивые мысли и представления, он не всегда ясно видел перед собой конечную цель, ошибочно полагая, что борьба ведется ради самой борьбы, однако при всем этом Яник оставался честным человеком.

Кроме того, он старался перенять у майора Шарова некоторые методы его работы. Ему очень нравилось, что майор отдает своим подчиненным гораздо меньше приказов, чем сам Яник, что никогда не угрожает своим людям, не пугает их наказаниями, а воинская дисциплина в его группе намного выше, чем в любом подразделении Армии Крайовой.

Янику трудно было понять, что причина столь разного отношения к своему долгу прежде всего коренится в различном характере армий, в которых они служат. И хотя польские солдаты из Армии Крайовой тоже сражаются против фашизма, однако совершенно из других убеждений, а некоторые из них действуют больше по принуждению, чем под влиянием собственной сознательности.

Яник, словно губка, впитывал в себя все, что ему рассказывал Шаров. Единственное, что Яник не знал, — какую задачу получил советский майор от своего командования и кого он здесь дожидается, хотя, судя по всему, нетрудно было догадаться, что партизаны к чему-то готовятся. Каждый день они выходили на радиосвязь со своим Центром, получали от него какие-то указания. Все люди майора были поделены на совсем небольшие группы, которые постоянно находились в движении. Майор Шаров проверил все опорные и запасные пункты, на которых в случае необходимости могли расположиться партизаны. Порой они ночевали в домах, принадлежащих солдатам Армии Крайовой, или совершенно неожиданно появлялись среди польских крестьян и запросто беседовали с ними.

Сам Шаров, несмотря на сильные боли в позвоночнике, однажды полночи просидел у Вилька в Лебках, расспрашивая Яна обо всем, что его интересовало.

В конце августа взводный получил интересное известие от верного человека из Клобуцка. Как только выдался свободный часок, Яник сразу же помчался к майору Шарову. Как и всегда, он сначала поинтересовался, все ли у партизан в порядке, а потом вдруг выпалил:

— А у меня для вас есть хорошее известие! Группа, которую вы ждете, скоро прибудет. — Какое-то время он наслаждался впечатлением, которое произвели его слова на майора, хотя тот и старался не показать своего удивления. — Они идут от капитана Ханица и уже сообщили об этом.

Майор не спеша свернул козью ножку, раскурил ее и, задумчиво глядя на струйку дыма, спросил:

— Скажи, какое отношение ты имеешь к Армии Людовой?