Венгерская вода

К ней не вела ни одна тропинка. Молодая трава вокруг мавзолея не была примята ничьей ногой.

— Один мой знакомый франк любил говорить: «Так проходит земная слава» — сказал Злат, — Он говорил это по латыни, но я уже не помню тех слов.

Он сказал это без улыбки, без грусти и без осуждения.

— Это мавзолей Баялуни. Она строила его ещё при жизни.

Злат устал от долгой ходьбы и предложил передохнуть прямо на травке, посреди этого тихого и уютного прибежища вечности. В небе пели птицы.

Выпитый за обедом мёд не опьянял, но зато как-то необычно отяжелял ноги. Мне казалось, что они перестают меня слушаться. Поэтому, отправляясь гулять, я прихватил у Симбы пару горстей бодрящего снадобья из абиссинский ягод. Их варят в жире с сахаром и потом слепляют в шарики. Угостил Злата.

Он сразу порозовел, ободрился и в его глазах появился азартный блеск. Не зря эти ягоды любили использовать дервиши при многодневных молитвах. Они не только прогоняли усталость, но и возвышали дух.

Доезжачий начал вспоминать былое. Он прожил долгую жизнь, полную приключений и событий. Видел грозных царей и прекрасных цариц, коварных интриганов и благородных рыцарей. Мудрецов, подлецов, шартлатанов, предателей, путешественников, проповедников, мастеров самых разных искусств.

Наверное ему не было кому рассказывать про всё это. Пришелец из-за моря, из далёкой-далёкой страны оказался самым подходящим слушателем. Тем более, что не было места лучше, чтобы оживлять ушедшие тени. Пустынное кладбище полное уснувших вечным сном могил. Посреди которого, словно вход в нездешнее царство, возвышался этот прекрасный и зловещий дворец смерти.

Давным-давно юный писец-битакчи знал, ту, которая уснула вечным сном за её узорчатыми дверями. Он вспомнил, как сорок лет назад она посылала его на встречу с некстати прибывшими египетскими послами, после внезапной смерти хана Тохты.

— Как и не было тех лет. Словно живая стоит перед глазами. Было в ней что-то колдовское, зачаровывающее. Не зря и по сей день не отпускает. Опять её тень появилась в моей жизни.

Нет ничего хуже, чем запутаться в сетях власти, говорил Злат. В этом мире свои законы, подчас непонятные обычному человеку. Почему в этом деле о пропаже простого купца всё так непонятно? Потому что впутались сюда сильные мира сего, со своими зловещими загадками. Неспроста хан Джанибек так заинтересовался этим исчезновением. Неспроста в этой истории появился изворотливый Авахав с этими чембальскими невольниками. Концов теперь не найти. Невольники за тридевять земель, в Египте, Чембало в прошлом году сожгли. Неспроста здесь и эмир Алибек.

Коль уж речь зашла о гареме — Алибек совсем недавно женил сына Мамая на дочке Джанибека. Большая удача. Будет носить титул гурген — ханский зять. Да и дочка, не просто дочка — единоутробная сестра наследника Бердибека. Тут тоже не всё просто. Говорят хан теперь совсем голову потерял от новой жены, красавицы откуда-то из царства Шемаха. Как это часто бывает с влюблёнными стариками, ловит каждое её слово, угождает во всём. А родится у неё сын? Останется ли Бердибек наследником? Раньше проще было, собирали курултай, выносили на суд эмиров. Сейчас наступают новые времена. Хан всё больше смотрит на восток, клонит ухо к мусульманским улемам и перенимает тамошние порядки. Где был гарем у Узбека? Каждая жена жила своим двором, на пирах сидели возле мужа. Сейчас на люди одна Тайдула появляется. В гарем чужим хода нет. Скоро глядишь и евнухов заведут, по ромейскому, да арабскому обычаю. У Ногая были. Но их с собой из Царьграда царевны привозили. Сам Ногай над этим, говорят, публично потешался.

Ох, не спроста появилась здесь тень Баялуни, которая ханов и эмиров щелкала, как косточки на чётках.

В этом мире власти и коварства трудно понять, кто прав, кто виноват и где верх, а где низ. Здесь чёрное выдают за белое, кислое за сладкое, а в самом изысканном лакомстве таится отрава.

— Помнишь историю про то, как хотели убить отца твоего друга Мисаила? Плащ у него был очень приметный. Не было второго такого. Так вот, украли у него этот плащ и в темноте, переодевшись, оскорбили мусульман во время их великого праздника. Да ещё бросили им во двор свиную ногу. Зачем? Санчо этот служил в Сарае при генуэзской конторе. Понятное дело, после такого мусульмане кинутся виновников бить. А как раз перед этим венецианцы с ханом договор заключили и он им путь открыл на Восток. Чуешь к чему всё клонится? Генуя с Венецией и посейчас насмерть режутся по всем морям. Сейчас в Тане ни тех, ни других нет. Зато генуэзцы свою крепость в Каффе отстояли. За море бьются франки, как за свою вотчину.

Доезжачий надолго замолчал, задумавшись. Мне вспомнились рассказы о колдунах, в которых входят души умерших и начинают говорить их устами. Словно дух пифии, скрывающей покровы тайны, вселился в Злата. Его глаза вспыхивали огнём. Хотя, может это всего лишь виноваты абиссинские ягоды.

— Слышал, как венецианская торговля в наших краях закончилась? Десять лет назад?

Я кивнул.

— Венецианец зарезал эмира Омар-Ходжу в Тане. Старый вельможа, ещё при Узбеке был в большой силе и уважении. Кому было неясно, что после этого венецианцам в этих краях не торговать? Жалко расследования никакого не было. Тёмная это история. В суматохе зачинщик ноги унёс. Будто готовился. А ведь говорили всё само собой получилось. Ссора. Омар-Ходжа дал пощёчину, тот не стерпел. Что получилось? Правильно. Вся венецианская торговля через Тану шла, и её прикрыли. А генуэзская за крепкими стенами в Каффе, как была, так и осталась. Сколько хочешь мне могут говорить, будто само собой так случайно вышло, что и виновный венецианец, и генуэзцев в Тане тоже побили и пограбили. Уж больно всё гладко срослось. Но, не пойман — не вор. Касриэль считает, что Мисаила за венецианского тайного посланника приняли, который пробирается в ханскую ставку. А ведь им всегда была первой заступницей Тайдула. Вот и думай теперь, куда по дороге ладан чуть не на тысячу сумов делся и почему твой Омар про древнюю мазь спрашивал.