Венгерская вода

Когда Злат после исчезновения Омара стал опрашивать его знакомых, то выяснил, что за несколько месяцев пребывания в Мохши, она так ни с кем здесь близко не сошёлся. Что было несколько странно для купца, собирающегося вести дела в здешних краях. Он даже ни разу не посетил местную мечеть. Не только в пятницу, но даже на праздник. Имам соборной мечети сам навестил единоверца, приехавшего из далёкого Египта, выразив ему своё почтение. Поговорили о ничего не значащих вещах, после чего Омар даже не счёл нужным нанести ответный визит, хотя бы из вежливости. Его даже не обрадовала возможность поговорить на родном арабском языке. Об этом Илгизару, ещё до исчезновения Омара, пожаловался сам имам. Бывший сарайский выученик мусульманских шейхов и сам собирался посетить араба, прибывшего из-за моря, чтобы хоть просто услышать язык священного Корана, который постигал в медресе, из уст того, для кого он был родным. После этого передумал.

Меня это не удивило. Омар любил торговлю и ничего, кроме неё его не интересовало. Не отличался он и благочестием. Дома он даже на пятничную молитву ходил неисправно, а уж оказавшись за много дней пути от ока мухтасиба и приходского имама и вовсе махнул рукой на показное благочестие.

Злат предполагал, что торговец ладаном должен был стараться завязать нужные связи среди церковных людей. Ревностно опросив священнослужителей и приходских старост, он выяснил, что Омар проявил в этом деле завидную практичность и проницательность. Он совсем не имел дел со священниками, хотя многие из них знали греческий язык и он мог общаться с ними без толмача. Как истинный купец, он старался знакомиться с теми, кто ведал хозяйственными делами, считал деньги и заправлял в христианской общине. По большей части все они были православными, хотя немало было и тех, кто держался учения патриарха Нестория. В большинстве своём все здешние христиане были людьми пришлыми, поэтому знали кипчакский.

Ничего подозрительного или наводящего на след ханскому слуге тогда так и не удалось выяснить. Имам припомнил, что Омар собирался возвращаться в Тану до осени, чтобы успеть на корабль до закрытия навигации. Однако почему-то задержался до октября, когда уже было ясно, что к отплытию за море он не успевает.

Его исчезновение обнаружил слуга. Сначала он не обеспокоился, не застав хозяина. Такое бывало часто. Омар уходил куда-то с утра, как истинный каирец, всегда вставая очень рано. Убедившись, что нужды в нём нет, слуга отправлялся домой или на базар, где хозяин мог его легко отыскать, если что. Нужда в нём возникала, обычно, когда требовалось толмачить. Это случалось чаще при поездках по округе. В городе по-кипчакски худо или бедно понимали почти все. Так повторялось несколько дней, после чего слуга уже поинтересовался у владельца постоялого двора, давно ли тот видел хозяина? После чего стал расспрашивать о нём на базаре. Заподозрив неладное, поделился со старостой квартала. Хозяин никогда не отправлялся за город без него. А, когда Омар не появился ещё несколько дней, староста стал уже сам расспрашивать окрестных жителей и базарных завсегдатаев. Узнав про это, владелец постоялого двора подал объявление о пропаже постояльца в канцелярию эмира. Решив упредить официальное расследование, дабы отвести от себя возможные подозрения.

Комнату и вещи опечатали. Сначала расследованием занимался староста, потом ни шатко, ни валко подключился его помощник-наиб. Никто ничего подозрительного не видел. Вещи забрали к эмиру под замок. Преступления никакого нет, жалоб тоже. Одно плохо — чужестранец, да ещё богатый купец. По прошествии времени могут родственники объявиться или земляки, подать жалобу. На всякий случай уведомили Хисамутдина Махмута — верховного визиря в Сарае. Так что, к тому времени, когда Злат добрался до Мохши по занесенным снегом дорогам, с исчезновения Омара прошло уже два месяца.

Теперь расследование пошло на другой манер. Пришлось отвечать уже на вопросы ханского посланника, на груди у которого хищно поблёскивала золотая пайцза с надписью: «Кто не повинуется — умрёт». И не важно, что по-монгольски уйгурскими буквами, которые мало кто разумеет. Все знают, что там написано. Свидетели бледнели, заикались, хватались за сердце, но так и не смогли вспомнить ничего наводящего на след. Призванный на подмогу Илгизар перечитал несколько раз из конца в конец все бумаги из шкатулки Омара, а потом, вооружившись абаком и самыми точными весами, измерил весь товар, найденный на постоялом дворе. Злат собрал на тайный совет городских менял, включая тех, кто промышляет тайком, укрываясь от налогов, но все они в один голос утверждали: никто в последнее время большой суммой денег не засветился. Да и москательщики клялись, что незаметно сбыть в этих краях большую партию ладана вряд ли возможно.

Доезжачий зашёл с другой стороны. Вытряс душу со всех работников постоялого двора. Ничего. К постояльцу, кроме слуги никто не приходил. Мало того, они вспомнили, что мешки с ладаном весили, когда купец приехал, ненамного больше, чем теперь. Убыль вполне согласовывалась с подсчётами Илгизара. Если Омар не привёз денег с собой, нельзя было даже предположить, что его убили при ограблении.

Что с ним могло случиться? Если бы уехал из города, то мог забрести в лес, упасть в реку или ненароком нарваться на бродяг, которые могли польститься только на одежду. Но, он в поездки по округе всегда брал с собой слугу.

Однако в жизни никогда ничего не случается просто так. Всё имеет свои причины. И таятся они в прошлом.

Не найдя ничего в Мохши Злат решил двинуться вспять по пути исчезнувшего купца, попытавшись найти эти причины в Тане. Секрет другой загадки оставался в Мохши. Почему Омар задержался? Это предстояло выяснить Илгизару. Хотя надежды на то, что это удастся сделать без помощи блеска ханской пайцзы, оставалось мало.

Злат в Мохши уже не вернулся. Из Таны он уехал в Сарай, а потом в Гюлистан. Отчёт ему велели передать придворному битакчи. Хан, судя по всему, потерял интерес к этому делу.

Теперь всё завертелось снова.

— Мне уже показалось будто я нашёл, что искал, — рассказывал Злат, — Деньги, за которые купца могли убить. Когда узнал, что он занял перед отъездом целую тысячу сумов. Однако и здесь удача выпорхнула из моих рук оставив лишь облезлый хвост. За всё было заплачено не деньгами, а товаром. А как бы всё было прекрасно! Тысяча сумов — это груз серебра в полторы ноши верблюда. Такой куш не утаить. Хотя теперь я знал, что по дороге от Таны до постоялого двора в Мохши, где то утрясся груз ладана, который тоже не утаить за пазухой. Причём спрятать его гораздо тяжелей, чем серебро, которое не пахнет.

Больше зацепиться было не за что. Правда, среди тех, с кем имел дело Омар, появился старый знакомый Злата Авахав, большой дока по тёмным делам. Но и он, как выяснилось, вскоре отбыл в прямо противоположную сторону. Так что доезжачий испытал облегчение, когда хан не проявил больше интереса к этому делу, и можно было вернуться к своим приятным обязанностям при псарне.

Получив приказ возобновить расследование, Злат снова погрузился в раздумья. Теперь его заинтересовала иная загадка — почему хана так волнует это дело? Вот тогда и вспомнилась мазь императрицы Зои.

Про неё обмолвился один из москательщиков, торговавший благовониями в Мохши уже лет сорок. Он потянулся туда некогда вослед за ханским двором и не пожалел. Так вот, в разговоре с ним Омар поинтересовался былыми годами, а самое главное, греческими снадобьями. Хорошо ли торговали ими в те времена? Были ли покупатели из дворца? И не слышал ли он, чтобы кто-нибудь когда предлагал мазь императрицы Зои?

Во время расследования эти слова не привлекли внимания Злата. Дела давно минувших дней, всё сгинуло и былью поросло. Теперь он вспомнил, что сам слышал некогда про эту мазь. О той поре, когда стареющая Баялунь, отчаянно сорила деньгами в тщетной попытке вернуть былую молодость. С красотой уходила власть. Возле Узбека расцветал новый цветок — юная Тайдула.

Помнится кто-то древний сказал: «Все народы поклоняются восходящему солнцу, и никто — заходящему». Каково это слышать тому, чья звезда закатывается?

Сейчас опускается вечер на судьбу самой Тайдулы. Сердцем хана завладела новая звезда гарема, и власть старой царицы начинает слабеть. Чтобы бороться нужны силы, нужна молодость. Правда ничего не слышно про то, чтобы ханша интересовалась секретом вечной жизни. Уже несколько лет, как она укрылась в садах Гюлистана, вдали от чужих глаз и оттуда цепко держит в своих тонких пальчиках нити, управляющие судьбами царства. Сколько бы не говорили, что стареющий Джанибек подпал под влияние своей новой красавицы жены, пока это только слухи, едва выходящие за стены гарема. Но уже всем ясно, что власть Тайдулы над гаремом ослабевает.