— Князь с пакетом послал, — ответил Махмут, спокойно разглядывая Дутова и пистолет.
— Давай сюда!
Взгляд атамана уже скользнул по цифрам на конверте. «Все правильно, от князя. — Но эту мысль тут же догнала другая: — а где тот связной, низенький, плосколицый?» Не выпуская пистолета, прижав локтем к столу пакет, Дутов надорвал его.
— Что у князя?
— Все хорошо у князя. На Джаркент князь завтра пойдет.
— Так, так, отлично! — Дутов наклонился к лампе, поднеся к глазам вынутый из пакета листок.
Почему-то в этот раз Чалышев написал свое донесение очень неразборчиво и очень мелко. Атаман прибавил в лампе фитиль и еще ближе поднес к свету донесение, влез с ним с головой в середину очерченного на сукне стола кружочка света.
— Н-ни черта не разберу, — пожал он плечами, положил пистолет на стол, взял листок обеими руками, чтобы он не дрожал, и спросил: — Князь был трезвый, когда писал донесение? — а спросив, поднял голову и похолодел. Прямо в сердце ему уперся черный ствол. От него уже невозможно было отвести зрачки и тело уже охватил озноб, сердце же зашлось и покатилось куда-то к пяткам.
Стоящий по ту сторону стола человек шагнул еще ближе и спокойно, тихо сказал (это и было самым страшным, что спокойно и тихо:
— Не кричи, Дутов. Приговор буду тебе читать.
Дутов хотел, но не мог кричать. У него пропал голос. Он даже был не в силах открыть искривленный судорогой рот.
А Махмут выхватил молниеносным движением откуда-то из-за пазухи листок и положил перед атаманом.
— Сам читай, ну! — принял он новое решение.
Атаман никак не мог отвести глаза от вороненого ствола. Ему казалось, что если он будет смотреть на него, наган не выстрелит.
— Читай!
Атаман вздрогнул.
— Читай!
«За кровь невинных жертв. За погубленных женщин, за детей…»
По лицу атамана скатывались капли пота и пятнали бумагу.
— Читай, — как будто это было самым нужным я главным сейчас, потребовал, повысив голос, Махмут.