Тайна портрета неизвестной дамы

22
18
20
22
24
26
28
30

Мария подхватила тело, и они внесли его в дом. Положили на пол, Мария принялась омывать его. Ужасная казнь обезобразила лицо, женщина смотрела на него и никак не могла узнать, но она была уверена, что это он, ее Иисус, ведь это он был из рода Давида, рода Царей Иудейских, она не знала, что распят был не Иисус Назареянин, а Иисус Варавва. Горе помутило разум ее, и она не слышала ни того, что сказал Каиафе Понтий Пилат, ни того, что пытался ей втолковать Фома.

Дом наполняли какие-то люди, Мария смотрела на них, но никого не могла узнать, они омыли тело благовонными маслами и спеленали его пропитанной миром тканью, а Магдалина только тихо причитала, раскачиваясь из стороны в сторону:

— Что? Что они сделали с тобой? Как ты постарел, смерть состарила тебя.

Она бормотала что-то еще и еще, но ее никто не слушал, тело вынесли из дома в сопровождении небольшой процессии, ночью, тайно схоронили в пещере и закрыли вход тяжелым камнем. После погребения все разошлись, и только Мария все стояла у могилы, стояла молча, без слез.

— Иди домой, Мария, — сказал тихо незнакомый ей человек, и она, повинуясь его воле, сама не понимая почему, медленно побрела прочь.

Виконт де Ламбер

Слух об ужасной смерти Розалины, живьем сожженной на костре, дошел до замка виконта, весть принес странствующий монах, от него же виконт узнал и о гибели своей жены, Луары, которая долгие годы томилась в женском монастыре под именем сестры Анны. Горечь и печаль охватили сердце виконта, он забросил розарий, где каждый цветок напоминал ему о погибшей дочери, уединился, не подпуская к себе никого. Но как бы ни было велико горе, его не излечишь бездействием и тоской, тоска, покой и бездействие разъедают раненую душу, как кислота, убивают ее, и быстро сводят в могилу того, кто поддастся ей, решив, что жизнь кончена и смысла в ней никакого нет. Но никто не может наполнить смыслом жизнь человека, кроме его самого, часто, в самые страшные и безысходные часы человек находит смысл жизни, понимает, что должен пройти через все испытания, ради того самого, единственного, что осталось у него, потерявшего все, все самое дорогое и любимое, и смыслом этим становится месть.

Виконт де Ламбер поклялся отомстить тамплиерам, уничтожить их, добраться до самого инквизитора и свершить над ним свой суд, страшный, жестокий, неподкупный, неподвластный никому из людей, ни королю, ни духовенству, разве лишь самому Богу. Больше года он собирал войско, верных друзей, что когда-то были с ним и еще не забыли старого виконта, всех, которые когда-то сражались рядом, в одном строю, ныне разбросанные по разным концам Фландрии, Франции и других, более отдаленных стран. Привлек он в войско и своих крестьян, выразивших желание идти в бой со своим господином.

К тому времени тамплиеры обладали могуществом и властью, не сравнимой с властью и могуществом королей и духовенства, не мечом покоряли они мир, а тем мощным и страшным оружием, которое сильнее меча, они создали финансовую систему, поглотившую всех: и рабов, и господ, и тех, кто считался господином над господами, но сам, помимо воли своей, испытывая острую потребность в деньгах для реализации своей власти, сделался должником у этих безжалостных рыцарей-ростовщиков. Даже те, кто служили высшей, тайной, неведомой власти, среди которых был и инквизитор, понимали, что тамплиеры претендуют и на эту власть, власть, которая породила их, потому никто не стал препятствовать созданию тайного войска, которое через много лет, сохранив свои структуры, и привело, в конечном счете, к гибели этого могущественного ордена.

Собрав мощный, хорошо вооруженный отряд, виконт стал искать встречи с тамплиерами, он понимал, что бесполезно рыскать по полям и лесам, надеясь на случайность, и создал сеть осведомителей, разбросанную по всем близлежащим странам, сеть, в которой сами осведомители не знали для чего и на кого они работают, они лишь передавали информацию ближайшему агенту, который передавал ее следующему, знающему лишь ближайшее к нему, следующее звено цепи. Иногда это были те же осведомители, что работали и на тамплиеров, контрагенты сети просто перехватывали их сообщения, и перенаправляли сведения в нужном направлении.

От одного из таких осведомителей виконту стало известно, что небольшой отряд тамплиеров преследует троих путешественников, один из которых, предположительно, бродячий художник. Путники шли из венецианского порта по дороге, ведущей во Францию и далее во Фландрию. Виконт, зная о том, что Гаральд со своими слугами отправился в Святые места, и сейчас, возможно, уже возвращается, выступил с отрядом навстречу. Увидев рыцарей, штурмующих старый заброшенный замок, он не стал долго разбираться, а уничтожил их молниеносной, жесткой атакой, потерь в отряде виконта не было. Создавая свой отряд, как орудие мести, виконт презрел предубеждения рыцарей тех времен, которые, ссылаясь на законы чести, считали луки оружием недостойным дворянина, именно лучники и стали основой военной мощи отряда виконта. По этой причине тамплиеры были уничтожены, еще не успев вступить в тесное соприкосновение с противником, а те из них, кому удалось выжить под градом стрел, были изрублены мечами, заколоты копьями; раненых добили, пленных не брали.

Понтий Пилат

Понтий Пилат нервничал, все пошло не так, совсем не так, как он ожидал, он надеялся, что жестокая публичная казнь вразумит этих дикарей, но вышло все по-другому. Он видел их лица, горящие ненавистью и гневом, и понял, распятие главаря не остановит восстания, они отвергли проповедника, несущего им мир и любовь, и стали на сторону вождя, того, кто призывал их к мечу. «Не мир пришел я принести, а меч», «Распни Христа! Отпусти нам Варавву!» — звучало в его ушах. Конечно, собравшиеся на площади — это еще не весь народ, но те, другие, которые ловили каждое слово Христа, не пришли вступиться за него, они предали своего учителя, даже самый лучший из них, Петр, отрекся.

Был момент, когда прокуратор уже готов был уступить толпе, отправить на казнь Христа и отпустить Варавву, если ни один голос не прозвучит в защиту праведника, и голос прозвучал, но это был голос его жены, Клавдии Прокулы, но не было ни одного голоса его учеников, почему они не пришли на площадь? А если кто из них и пришел, то стоял молча, не смея подать свой голос в защиту того, кто учил их любви. Где же была их любовь? А ведь они могли изменить ситуацию, могли, но не посмели. Или не захотели? Идти за вождем проще, чем самому принимать решение, жить по велению совести, оставаясь в меньшинстве.

Все не так, не так, восстания можно ожидать со дня на день, среди этой безумной толпы найдется тот, кто поведет народ на римлян, а у него, прокуратора этой провинции, всего один отряд. Нужно срочно послать гонца к легату Вителлию в Сирию.

Грозу, которая началась в день казни, Понтий Пилат воспринял, как дурной знак. «Не к добру, не к добру все это», — думал он. Но когда прекратился ливень и утихли раскаты грома, в резиденцию вбежал Антоний, он был встревожен.

— Что? Что случилось, Антоний? — в предчувствии недоброй вести спросил прокуратор.

— Какой-то сумасшедший снял с креста тело Вараввы, чтобы похоронить его с почестями, как подобает царю иудейскому.

— А что стража? Как допустили?

— Он показал стражникам лист, сказал, будто ты ему разрешил. Лист был чистым, но он утверждал, что ливень смыл все, что было на нем написано.