— На Коймат, к Эшши-хану, — тихо выдавил Амир-бала. — Я… я хотел отомстить за отца. Око за око!
— Эшши-хан не так глуп, Амир-бала, чтобы голову тебе подставлять. Смотри, как бы он сам тебе шею не свернул…
— Ты прав, Ашир-сердар, но мне там помогут.
— Кто тебе поможет?
— Аннамет… Он смертельно ненавидит Эшши-хана и Джунаид-хана, не может простить им своего уродства, что из-за их жадности стал уродом. А сдаться красным не решается. А за голову Эшши-хана большевики ему наверняка простили бы.
Таганов молчал, крепко задумавшись над словами Амир-балы. Чекист знал — в басмаческом стане разлад, родовая вражда. Это мешало им объединиться, но то, что Амир-бала рассказал об Аннамете, было новостью, над которой стоило подумать. Уж очень заманчиво заполучить Аннамета, главу контрразведки Эшши-хана. «Это он убил моего отца! — Кровь прилила к вискам, и Таганов потер лицо, голову. — Не ты ли, Ашир, клялся на могиле отца, что отомстишь за него, за сестру Джемал?…»
— Сердар! — Атали теребил Таганова за плечо. — Лекарь зовет. Раненый очнулся.
Таганов направился к палатке. Раненым красноармейцем оказался Колодин, который дней десять назад вместе со своим взводом вышел из Ашхабада, сопровождая в Ташауз большой караван из тысячи с лишним верблюдов. Правительство молодой республики направило хлеб в голодавшие аулы Ташауза, разоренные басмаческими бандами. Но при этом не была усилена охрана, не продумана система прохождения пути. Караван, растянувшийся на три с лишним километра в голой пустыне, вышел фактически из-под контроля. Что могла сделать малочисленная охрана, когда басмачи, воспользовавшись этим, напали на караван? Охрана, несмотря на превосходство сил грабителей, приняла бой и сражалась до последнего. Басмачам удалось перебить сопровождающих и захватить почти весь караван. Красноармеец Колодин, отстреливавшийся до последнего патрона и чудом уцелевший, под покровом наступившей темноты увел с собой шестнадцать верблюдов, но потерял в дороге сознание, истекая кровью от полученных ран. На него и наткнулся Амир-бала. Ранение Колодина оказалось неопасным, хотя боец потерял много крови и обессилел. Старания отрядного лекаря, хорошее питание быстро вернули в строй молодого красноармейца.
…Ашир Таганов, походив ночью по спящему лагерю и убедившись, что часовые бдительно несут службу, подсел на кошму, на которой спал Бегматов, подбросил в тлеющий костер пару саксаулин. Душистый дымок стелился по земле, язычки пламени осторожно лизали древесину. За спиной Ашира, на кошме, завозился под тулупом комиссар.
— Ты что, полуношник, сам не спишь и другим не даешь? — Бегматов присел рядом с Тагановым. — О чем задумался?
— Не дает мне покоя одна мысль, Игам… Если я пошлю Амир-балу к Эшши-хану… А не может рядом с Эшши-ханом уже действовать наш разведчик? Я-то не знаю, — есть там кто или нет. Действовал же подле Джунаид-хана наш разведчик Аманлы Белет. А ну как пошлю Амир-балу, а он парень горячий, может нашему разведчику помешать, чего доброго… А?
— Ашир, дружище! — Игам Бегматов положил Таганову руку на плечо. — Пойми меня правильно. Я — партийный работник, и все тонкости оперативной работы мне неведомы. Ты знаешь, я не специалист, но скажу одно — рассуждаешь ты логично. Захватить этого бандюгу Эшши-хана заманчиво. С облегчением вздохнули бы все. Но как бы нам с тобой дров не наломать. Может, у Центра какие-то свои планы, а мы помешаем. А за действия отряда мы с тобой оба в ответе перед партией.
Долго еще не ложились спать друзья, перебрали десятки вариантов пленения Эшши-хана и наконец порешили снарядить в Ашхабад гонцов, чтобы заручиться согласием Центра на засылку Амир-балы в стан Эшши-хана.
Таганов, отправляя в дальнюю дорогу десятку джигитов во главе с Атали Доврановым, вручил ему зашитый нитками пакет.
— Передашь лично в руки Чары Назарова, — наставлял Ашир командира десятки. — По дороге ни с кем в бой не вступать, уклоняться от всяких стычек с басмачами. Ваша задача — в целости и сохранности доставить пакет по адресу. Я буду ждать вас у колодца Тачмамед. Отправится с вами и Колодин, а также отрядный лекарь.
Когда Атали уже подошел к коню, чтобы вскочить в седло, Ашир снова отозвал его в сторонку.
— Будешь в Ашхабаде, — тихо произнес Таганов, — увидишь Герту… поклонись ей. Написать не могу, она поймет. Скажи, что я часто вспоминаю наш последний разговор. И вообще, я всегда помню… — Он оборвал фразу на полуслове, будто проверял себя.
Вспомнилась и последняя встреча с Айгуль, ее растерянный, скорее отчужденный взгляд. Она как-то посерела, поблекла, а в глазах выражение надломленности, страдания, в ней появилось что-то сестринское, материнское. И это воздвигло между ними какой-то невидимый барьер. По эту его сторону теперь была Герта, и только она. Вдруг ли все это произошло? Разве он мог забыть, когда Герте исполнилось семнадцать лет… В тот день Ашира пригласили в дом Розенфельда на семейный ужин. Танец под граммофон, прохлада ее тонких пальцев, белые локоны, нечаянно или нарочно захлестнувшие глаза Ашира, когда девушка озорно тряхнула головой, танцуя с ним, платье, в котором она казалась воздушной… И песня, незамысловатая, но запавшая в душу: «Тот чудный вечер и обрыв к реке, и чью-то песню, песню вдалеке…» Герта уже не прежний угловатый подросток и, как ни странно, похожа на Айгуль. И чем старше, тем больше. Упругая, пружинистая походка, задумчивые глаза, — только у Герты они светлые, лучистые, взглянешь в них и, кажется, увидишь свое сердце. Но больше между ними сходства внутреннего. Та же сдержанность, беззащитность, романтичная целомудренность. Но в мягкости голоса Герты, в бледности ее одухотворенного лица, в самом ее облике таилось что-то загадочное, притягивающее… Ашир не мог объяснить даже самому себе, почему он полюбил Герту. Может, из-за того, что очень походила на Айгуль, и он, однолюб, боясь изменить своему первому чувству, привязался к Герте…
— Словом, передай Герте огромный привет, — Ашир заметил смеющиеся глаза Атали. — До встречи.
…До колодца Сапалы отряд добрался ночью, но остановился вблизи, а рано утром всадники въехали на розоватый глинистый такыр, спрессованный временем, ровный и гладкий, как гигантская плешина.
ebooksa