Тени «желтого доминиона»

22
18
20
22
24
26
28
30

Таганов взял из рук старика шампур и подал его Халлы Меле. Тот, не скрывая своего нетерпения, тут же принялся за еду.

— А по мне, все равно, — с набитым ртом, довольно улыбаясь, произнес Халлы Меле. — Лишь бы свежинка. Век не ел такого шашлыка!

— На здоровье, сынок! — Ушак-ага довольно улыбнулся, снимая с рогатин остальные шампуры. — Свежинку и беркут мой любит… Знаете, о чем я сегодня подумал? На охоте в своей хищной птице я увидел Эшши-хана, басмачей, а в джейране — себя, своих аульчан. Ведь растерзает, не пощадит, если мы ему в лапы дадимся…

Таганов уже вытирал руки, когда заметил, что Халлы Меле зачем-то скинул с себя халат и рубашку. Раздевшись до пояса, тот сказал:

— Смотри, Ушак-ага! Это сделал Эшши-хан… — Вся грудь Халлы Меле была в шрамах и рубцах, на спине — рваный след сквозной пулевой раны. — А я ведь когда-то ходил в его приближенных.

И Халлы Меле рассказал старику страшную историю шестилетней давности, приключившуюся с ним, джунаидовским нукером, которого Эшши-хан и Хырслан, растерзав, думая, что убили, оставили в пустыне на съедение зверям. Чекисты поведали старику и о том, с каким изощренным коварством Джунаид-хан расправился с родным братом Шаммы-ага — Аманли Белетом, его женой и одним сыном, — второго сына, Черкеза, он похитил и переправил за кордон. Ушак-ага был настолько потрясен всем услышанным, что даже не прикоснулся к еде.

С охоты возвращались к вечеру. Завидев аул, Ушак-ага натянул уздечку — серый, вздрагивая боками, остановился как вкопанный.

— Если нам сниматься, то надо… немедля. — Старейшина глухо прокашлялся. — Я не уверен, что в кочевье нет шпиона Эшши-хана… Откуда же они тогда разнюхали о нашем ауле?

— Снимайтесь, аксакал! — Таганов полез во внутренний карман, достал оттуда сложенный вчетверо листок, протянул его старику. — И как можно раньше. А эту бумажку отдадите в Ташаузе, в окружкоме, лично в руки… — И Таганов назвал фамилию ответственного работника. — Он все устроит, во всем поможет.

Ночью над пустыней замел афганец. Таганов долго ворочался, не мог уснуть: то ли мешала непогода, то ли слова о басмаческом шпионе вселили в него тревогу… Но смутное, неясное предчувствие чего-то недоброго не давало ему покоя до самой зари.

Утром Таганова разбудил Бегматов. Полусонный, с тяжелой от бессонницы головой, он едва взглянул на сумрачное лицо друга — и екнуло сердце.

— Что случилось?

— Опять Амир-бала бежал.

— Когда? Погоню послали?

— Ночью, перед афганцем. Бессмысленно искать его, ветер следы замел…

— Да-а-а… Что Хемра?

— Ничего не знает. А вот Тойли сказал, что Амир-бала за головой Эшши-хана поехал…

В тот же вечер такыр у Сапалы опустел. Его обитатели, погрузив свои кибитки на верблюдов, отправились на Ташауз. Вместе с ними ушел и Хемра.

Отряд Таганова, распрощавшись со скотоводами, по-прежнему держал путь на северо-запад, в глубь песков, где укрывались банды, сформированные Эшши-ханом и его приспешниками. Часом раньше Таганов снарядил в Ербент двух джигитов, которые повезли сообщение о побеге Амир-балы, об оперативной обстановке в районе действия чекистского отряда, о встрече с кочевым аулом. В Ербенте стоял красноармейский гарнизон, который был связан с Ашхабадом по рации, туда нередко прилетали краснозвездные аэропланы.

ЧТО РОЖДАЕТ ДОБРО