Взору джигитов предстало обычное кочевье, какие в Каракумах можно встретить почти у каждого колодца. Несколько войлочных юрт, вокруг разбросаны чатма — шалаши из камыша и гребенщика, кепбе — мазанки и землянки, в которых, как правило, живут чабаны, батраки, весь простой люд. А за жильем, образовавшим как бы замкнутый круг, выстроились в ряд загоны для скота. Высокие, из рослого гребенщика и кряжистого саксаула — для верблюдов и коней, низкие, из ершистых приземистых кустов кандыма и черкеза — для овец и коз.
Над кочевым аулом послышался гомон, заплакали дети, заголосили женщины; в дверях жилищ в нерешительных позах застыли фигуры мужчин. Видя, что конники настроены миролюбиво и каждый из них был занят своим делом — кто поил коня, кто ставил палатку, кто приводил в порядок амуницию, — кочевники осмелели, высыпали из своих жилищ, бросились помогать джигитам. Скотоводы, не мешкая, зарезали в честь гостей несколько баранов, развели огонь под большими десятиведерными казанами, в которых вскоре забулькала баранья чорба, задымился душистым парком рассыпчатый плов, из крупного, как зрелые виноградины, хивинского риса.
Аульчане, признав в Таганове и Бегматове руководителей, пригласили их в юрту аксакала рода, но те вежливо отказались, попросив расстелить дестерханы во дворе, в тени юрт, чтобы можно было видеть и слышать всех скотоводов и джигитов, приглашенных на трапезу. Пока еда томилась в казанах, под которыми дотлевали головешки саксаула, перед чорбой и пловом по обычаю туркмен разносили крепко заваренный зеленый чай.
Хемра, сидевший неподалеку от Таганова, заметил молодого дайханина в сером чекмене. Тот тоже внимательно разглядывал Хемру, и оба, одновременно поднявшись, бросились навстречу друг другу.
— Хемра! Земляк! Да неужто ты?!
— Тойли? А ты как сюда попал?
— Запутался я, брат, окончательно. — Дайханин горестно покачал головой. — Я тоже, как ты, вступил в колхоз. Балта Батыр метал молнии. Приходит как-то ко мне председатель аулсовета и говорит — отдай колхозу своих двух ишаков…
— Кто председатель-то был?
— Тот же… Который тебя прижимал. Но я отказался, тогда он лишил меня воды, пригрозил, что арестует. Тут еще Балта Батыр зудел: смотри, мол, власти лишат урожая, что вырастил на своем наделе…
— Старая песенка Балты, — горько усмехнулся Хемра. — И ты все бросил и бежал сюда?
— Хорошо бы только бросил… — В горле Тойли будто застрял ком. — Я сжег на корню весь урожай, зарезал овец своих — и сюда. После в песках видел Балта Батыра, спрашиваю: «Кто мне вернет урожай, овец?» Он окрысился: «Я тебя не просил этого делать. Может быть, и возместил бы твои потери, если бы ты к басмачам подался». Сам же, негодяй, подослал своего приказчика, и тот посоветовал уничтожить скот и посевы.
— Как зовут председателя вашего аулсовета? — вмешался в разговор Таганов.
— Да это Курбанов Мами! Сколько из-за него людей безвинных пострадало. Не пойму только, за кого он?.. На словах будто за Советы, а на деле — шайтан его знает.
— А ты сам за кого, Тойли? — спросил Таганов.
— Я всегда говорил Советской власти спасибо, хоть и не кричал об этом на базарной площади. В душе. Меня, батрака, она наделила землей, водой, дала плуг, деньги взаймы. Когда я обжился, стал середняком, стали прижимать. Зачем же тогда меня обогатили? Зачем у меня ишаков отбирать? На них да на моем горбу все хозяйство держалось…
— Но Мами Курбанов — еще не Советская власть.
— Пускай власть ставит над нами честных людей! Не проходимцев! Вы поговорите с людьми. — Тойли обвел пальцем вокруг, показывая на дайхан и скотоводов. — Все они покинули дома по пустякам. А теперь вот не решаются возвратиться — одним гордость не позволяет, другие чего-то боятся.
Таганов не успел ответить Тойли — их пригласили за дестерхан, уставленный большими деревянными мисками с разлитой в них янтарной чорбой. Рядом были раскиданы деревянные ложки, разложены испеченные в золе чабанские ячменные лепешки. Чуть позже подали плов, и, когда снова после еды принялись за чай, узкоплечий тщедушный аксакал рода, по имени Ушак-ага, приглаживая реденькую бороденку, заговорил:
— Свят, дорогие гости, у туркмен закон гостеприимства. По обычаям нашим мы не вправе расспрашивать, кто вы да откуда, пока гость сам не изволит о себе поведать. Но в смутное время, когда лихие люди навели порчу в наших добрых дедовских традициях, не грешно, думаю, преступить малость обычаи и задать вам вопрос: кто вы, джигиты, куда путь держите?
— Простите, почтенный, что мы сами не представились, — учтиво, в тон аксакалу произнес Таганов. — Мы никого не притесняем, ездим по пескам, а забота у нас одна — людям помочь! Говорят, много знает не тот, кто долго прожил, а кто много видел.
ebooksa