Бегматов умерил свой шаг, отстал от Таганова, чтобы не привлекать внимания джигитов, но в его душе поселилась какая-то неясная тревога: никогда раньше не видел он таким своего друга. Лишь однажды, в тот далекий день, когда из Каракумов пришла черная весть о смерти Тагана, глаза Ашира были точно такими же, как сейчас.
Тем временем Ашир и Аннамет ушли далеко от колодца и, дойдя до лощины, окруженной барханами, Таганов приказал басмачу остановиться.
— Если веруешь, то помолись, — Ашир достал маузер, отобранный у Аннамета. — Знаешь, зачем я привел тебя сюда?
— Знаю. Я помолился еще там, в землянке… — И Аннамет, повернувшись лицом к Аширу, расставил ноги. — Я готов, сын Тагана.
Таганов, пораженный кажущимся самообладанием Аннамета, не торопился стрелять и, не сводя с него глаз, приказал:
— Повернись спиной!
— Нет, стреляй сюда! — Аннамет дрожащей рукой отвернул ворот вышитой рубашки и, ткнув пальцем в грудь, выдавил: — Стреляй. Тут, говорят, сердце… На мне кровь твоего отца. Я бы тоже пристрелил убийцу своего отца.
Таганов взвел курок маузера, прицелился — в прорезь мушки увидел лицо, искаженное предсмертным страхом. Лоб басмача покрылся испариной, он прикрыл глаза, ожидая выстрела, но нашел в себе силы разомкнуть веки… Он улыбался — криво, вымученно. Таганов опустил руку, с шумом впихнул маузер в деревянную кобуру.
Вскоре Бегматов и джигиты отряда увидели странную картину: из-за барханов показался Ашир, а чуть поодаль — Аннамет; оба бледные, они, не глядя ни на кого, медленно прошли по лагерю. Ашир, пригнувшись, вошел к себе, в командирскую палатку, Аннамет — в землянку, вокруг которой прохаживался часовой.
Перед отправкой басмачей в Ербент Аннамет, не поднимая глаз на Таганова, спросил:
— Скажи, Ашир, почему ты не убил меня? Ведь ты хотел это сделать…
— У меня и сейчас рука не дрогнет, — резко ответил Таганов. — Я вывел тебя на расстрел, ослепленный местью. Но подумал: а почему ты оказался в басмаческом стане? Ты стал нашим врагом не по своей воле… Закоренелый басмач не встретил бы смерть так мужественно. И еще по одной причине я сохранил тебе жизнь. И эта причина главная, в ней суть… Какая? Придет время — поймешь.
— Ты меня уже убил… Там, у бархана, я похоронил одного Аннамета. Но не очень-то уверен, сможет ли начать новую жизнь другой Аннамет… Даст аллах, свидимся, я бы хотел услышать о той сути, о которой сейчас не время говорить. Но чует мое сердце — в ней правда, что ты сохранил мне жизнь, которой я не достоин, — Аннамет, опустив голову, переминался с ноги на ногу. — А сотня из племени ушак, по замыслу Эшши-хана, должна с другими отрядами пойти на Куня-Ургенч. Эшши-хан задумал захватить его, вырезать всех большевиков — русских и туркмен… Однажды мы сожгли там новую больницу, почту, мельницу, где беднякам бесплатно зерно мололи. Теперь вот второй раз задумали Куня-Ургенч захватить…
ИСТИНА СТАРОГО КОЧЕВНИКА
Говорят, некогда Человек и Змея жили в мире и дружбе. Человек не раз выручал свою соседку из беды, а она охраняла его жилье, отыскивала ему клады.
С годами у Змеи появились новые повадки. По ночам она норовила заползти в жилье Человека, стала покушаться на домашний скот и, наконец, отравила родник, из которого пили люди.
И они крепко поссорились, наговорив друг другу кучу обидных слов. На том бы разойтись, но Змея, раскрыв пасть, бросилась на Человека, пытаясь ужалить его. Человек выхватил саблю и отрубил ей хвост. Змея, оставляя за собой кровавый след, уползла в кусты. Но она не погибла. Затаившись, обдумывала, как бы отомстить Человеку. В один из дней, подкараулив малолетнего сына Человека, ужалила его, и тот вскоре умер.
Прошло много лет. Все эти годы Человек и Змея не ведали друг о друге. Как-то Змея приползла к Человеку и, извиваясь, пала перед ним ниц:
— Забудем старое! Давай будем дружить, как прежде.
— Дружбе нашей не бывать, — ответил Человек. — У тебя хвост не отрастет, а у меня в сердце боль не уймется.
ebooksa