Тени «желтого доминиона»

22
18
20
22
24
26
28
30

День и ночь скакал Мурад, загнал сначала одну лошадь, потом вторую, сам измотался так, что не был похож на себя. На вторую ночь поспал часа три-четыре, и снова в путь, не слезал с седла почти до самого вечера, пока впереди не показались вытянувшиеся цепочкой всадники. Завидев Мурада, они сорвали со спины винчестеры, выхватили маузеры.

— Эй, кто ты? — окликнул издали один всадник, с лицом, перехваченным темной лентой. Мурад узнал в нем Аннамета.

— А вы кто такие? — Мурад одной рукой натянул поводья своего коня, второй выдернул из-за пояса маузер.

— Эй, безмозглый! — Вперед вырвался коренастый всадник. — Не видишь — нас больше?

— Поэтому вы должны представиться первыми. — Мурад засунул за пояс маузер; его конь, замотав головой, зашагал к топтавшимся на месте басмачам.

— Уймись, Мурди Чепе, — скривился Аннамет. — Вижу, этот парень не простак. По обычаю мы должны первыми представиться. Да это никак Мурад, сын Дурды-бая! Так похож на отца.

— Откуда? — произнес Мурди Чепе. — Он же в Ашхабаде учился…

— Если он такой же, как ты… ему, конечно, никакая наука в пользу не пошла, — съязвил высокий всадник, весь обвешанный оружием.

— Заткнитесь! — прикрикнул Аннамет и, обращаясь к высокому всаднику, добавил чуть помягче: — А ты, Силап, не задирайся…

— Вернемся, обо всем расскажу Эшши-хану, — Мурди Чепе даже побагровел от злости.

— Хоть сейчас скачи, доноси, блюдолиз презренный, — неприязненно бросил Аннамет и, поздоровавшись с уже подъехавшим Мурадом, строго спросил:

— Куда путь держишь, парень?

— На колодец Тачмамед.

— Что ты там забыл?

Мурад измученно улыбнулся. Аннамет заметил под глазами юноши глубокие синие круги.

— Вы будто и не туркмены. — Мурад еле сошел с коня. — А меня словно никто из вас не знает. Лучше бы спросили, сколько будет дважды два. Я бы вам ответил, как тот голодный: «Один большой, целый чурек».

Басмачи засмеялись: да, сын Дурды-бая до того голоден и обессилен, что его ветром качает. И Аннамет дал команду расседлывать коней, собирать саксаул, готовить ужин и располагаться на ночь.

Вскоре в медных прокопченных кумганах закипел чай. Доставая из хорджунов зачерствелые лепешки, каурму — зажаренную с салом баранину, хранимую в выпотрошенных овечьих желудках, принялись за еду. Аннамет усадил рядом с собой Мурада, угостил его из своих запасов.

— И чего это ты так торопился, что вышел в пустыню без еды? — спросил Аннамет. Вглядываясь в лицо Мурада, отметил про себя, как тот похож на своего покойного отца, который с безносым когда-то были добрыми друзьями. — С пустыней, брат, шутки плохи.

— Вышел я с запасом, но путь долгий. — Мурад ворошил хворостинкой горячие уголья костра. — Я бежал из Ербента… Двух лошадей загнал по дороге, оставил все съестное. Красные меня мобилизовали, чтобы я с басмачами воевал. А я решил, что мое место рядом с теми, с кем был мой отец. Говорят, что в Каракумах Эшши-бай появился. Мне его непременно надо увидеть… Отец поведал мне тайну четырех сундуков с золотом и драгоценностями, спрятанных в Каракумах. Я знаю, где. Но один не справлюсь, а вот Эшши-бай мог бы помочь…