Собиратель реликвий

– Как ты думаешь, Нарс, где взяли этот дукат?

– У Якоба Фуггера, как и все остальные дукаты на свете.

– Скорее, у какого-нибудь бедного недоумка, который бросил его в сундук Альбрехта, надеясь выкупить родных из чистилища.

– Тот, кто бросил этот дукат в сундук, конечно же, недоумок, но явно не бедный. И поделом ему, если он еще и настолько туп, что воображает, будто из чистилища вызволяет золото, отданное раскормленному монаху. Я согласен с Лютером. Он утверждает, что никакого чистилища нет. Это просто выдумка. Чтобы все от страха уверовали. К чертям чистилище! О как! К чертям. Чистилище. Нет, ты понял?

– Да уж, Нарс. Обхохочешься. Не забудь Агнессе рассказать.

11. Честное слово

Спустя несколько дней Дисмас верхом подъезжал к Виттенбергу по Лейпцигской дороге.

Особой любви к Виттенбергу Дисмас не питал. Небольшой городок на пологом северном берегу Эльбы, ничего примечательного вокруг. Как ни странно, многие живописцы, включая и Кранаха, окружали Виттенберг величественным горным пейзажем, словно где-нибудь в Баварии. И все-таки, несмотря на заурядный вид городка, детище Фридриха вызывало невольное восхищение. Наверняка в один прекрасный день местный университет сможет потягаться даже с Сорбонной.

Лошадиные копыта простучали по деревянному мосту. По левую сторону высилась башня замковой церкви, а справа виднелись башни-близнецы городского собора. На восточной окраине расположился монастырь августинцев, где брат Лютер наверняка сочинял очередную гневную инвективу против папы. Бедный дядюшка Фридрих!

Стражник у городских ворот жестом велел Дисмасу проезжать. Во дворе замковой церкви Дисмас спешился. Он смотрел на величественное строение и с грустью думал, что в последний раз посещает место, где провел так много времени, пополняя галерею Фридриха. Еще печальнее было от мысли, что он никогда больше не увидит своего покровителя.

Дворецкий Клемп объяснил, что курфюрст в Долгом зале, позирует Кранаху для нового портрета.

Дисмас прошел в кабинет Спалатина. Случайная встреча в нюрнбергской таверне все еще внушала определенное беспокойство.

– А, блудный племянник! – с улыбкой приветствовал его Спалатин.

Что он имел в виду? Или это его обычное добродушие? После обмена любезностями Дисмас как бы невзначай спросил:

– Кстати, что-нибудь выяснилось о странной депеше?

– Ничего. Наверное, очередное разгильдяйство почтовой службы. Далеко не первое. Привезли что-нибудь любопытное для дядюшкиной коллекции? Места почти не осталось. В прошлом месяце мы пересчитали все реликвии. Угадайте, сколько их у нас?

– Тысяч семнадцать?

– Семнадцать тысяч четыреста сорок три. Похоже, архиепископу Майнцскому за нами не угнаться. Между прочим, до нас дошли слухи, что он обзавелся собственной плащаницей.

– А, ну да. – Дисмас натужно хохотнул. – Таких плащаниц пруд пруди.

– Говорят, эта какая-то особенная. – Спалатин смотрел на Дисмаса. – Не может быть, чтобы вы о ней не слыхали.