Цирцея

– Нет! – Я вздрогнула, до того запальчиво он это сказал. – Не для него скверная. Он другим несчастья приносил, вот я о чем. Зачем вообще его люди отправились в эту пещеру? Потому что он хотел больше сокровищ. А гнев Посейдона, из-за которого все отцу так сочувствовали? Он сам его на себя навлек. Ну никак не мог уйти от циклопов молча, не объявив, что это он такой хитрый.

Слова его неслись неудержимым потоком:

– Столько лет мук и скитаний! Из-за чего? Минутной гордости ради. Лучше быть проклятым богами, чем остаться Никем. Вернись он домой после войны, никакие женихи не явились бы. Жизнь матери не была бы отравлена. И моя жизнь. Он часто говорил, как тосковал по нам и по дому. Да только это неправда. Он не успокоился, вернувшись на Итаку, все на горизонт посматривал. Мы опять были при нем, и ему захотелось чего-то другого. Что это, как не скверная жизнь? Притягивать других, а потом от них отворачиваться?

Я уже открыла рот, чтобы возразить. Но сколько раз я лежала рядом с ним и мучилась, понимая, что думает он о Пенелопе? Однако таков был мой собственный выбор. А Телемах этой роскоши не имел.

– Я должна еще кое-что тебе рассказать. Прежде чем вернуться к вам, твой отец отправился в царство мертвых, чтобы поговорить с прорицателем Тиресием, – так велели боги. Там он встретил души тех, кого знал при жизни, множество душ – Аякса, Агамемнона и Ахилла тоже, некогда лучшего из ахейцев, ранней смертью заплатившего за вечную славу. Твой отец заговорил с героем сердечно, вознес ему хвалу, уверил, что тот по-прежнему славен среди людей. Но Ахилл укорил его. Сказал: я сожалею о своей горделивой жизни и хотел бы, чтоб она была спокойнее и счастливее.

– Так я на это должен надеяться? Что однажды встречу отца в подземном царстве и он скажет “я сожалею”?

Кое-кому и того не достается. Но я хранила молчание. Он имеет право злиться, и не мне избавлять его от злости. Сад за окном чуть похрустывал – это львы рыскали в листве. Небо очистилось. Так долго скрывавшиеся в облаках звезды казались теперь особенно яркими, висели во тьме будто фонари. Прислушайся мы, и различили бы, наверное, как позвякивают, качаясь на ветру, их цепи.

– Думаешь, правду отец сказал? О том, что добрые его не любили?

– По-моему, твоему отцу просто нравилось говорить такое, и к правде это не имеет отношения. Твоя мать ведь любила его.

Его глаза отыскали мои.

– И ты тоже.

– Себя я доброй не считаю.

– Однако ты любила его. Невзирая на все это.

Говорил он с вызовом. И я поняла, что тщательно подбираю слова.

– Худших его проявлений я не видела. Он и в лучшем настроении был непростым человеком. Но я тогда нуждалась в друге, и Одиссей им стал.

– Странно слышать, что богине нужны друзья.

– Они нужны всякому, кто в своем уме.

– Взамен он больше получил, не сомневаюсь.

– Я превратила его спутников в свиней.

Телемах не улыбнулся. Он как выпущенная стрела шел по дуге к своей цели.