Цирцея

– Хорошо, мама.

– Брат может тебе помочь.

Опять молчание – они переглядывались.

– Я не против, – кротко согласился Телемах.

Еще погремели скамьями и тарелками. И наконец дверь за ними захлопнулась.

Я повернулась:

– Дурой меня считаешь. Простушкой, которую можно за нос водить. Так любезно интересуешься моими заклятиями. Говори, кто из богов тебя преследует. Чей гнев навлекла ты на мою голову?

Она уселась у моего станка. На коленях – ворох немытой черной шерсти. Рядом на полу – веретено и ручная прялка из слоновой кости, отделанная серебром. Сказала:

– Мой сын не знает об этом. Не вини его.

– Это мне ясно. Паучиху в паутине я могу разглядеть.

Она кивнула:

– Сознаюсь, я сделала как ты говоришь. Сделала сознательно. Я могла бы сказать, что думала, раз ты богиня и колдунья, большой беды для тебя не будет. Но это неправда. О богах мне кое-что известно.

Ее невозмутимость взбесила меня.

– И это все? Я знаю, что сделала, и мне совсем не совестно? Прошлой ночью твой сын сказал о своем отце: он брал у других, а взамен приносил лишь несчастья. Интересно, как бы он о тебе отозвался.

Удар достиг цели. Я видела, как она скрыла это под покрывалом безучастности.

– Ты решила, что я смирная колдунья – не слушала, видно, что твой муж обо мне рассказывал. Два дня уже ты на моем острове. Сколько раз ты поела, Пенелопа? Сколько выпила кубков моего вина?

Она побледнела. У корней ее волос проступала чуть заметная седина, будто край надвигающейся зари.

– Говори, или я применю свою силу.

– Уже применила, по-моему. – Слова ее были тверды и холодны как камни. – Я подвергла твой остров опасности. Но прежде ты подвергла мой.

– Мой сын отправился туда по собственной воле.