Не-ет, как ни крути, а вовремя я женился; и вообще я — за ранние браки. Мне теперь осталось только перевезти сюда, на заставу, свою немногочисленную пока семью и еще пианино. Чуть карапуз окрепнет, жена сможет заняться любимым делом — не терять же ей квалификацию. В поселке учительница пения очень нужна, я узнавал; будет через день ездить.
Так что цель для меня совершенно ясна, жизнь — как на ладони. Кое-кому моя позиция может показаться наивной, что ж, пусть любители нарочитых сложностей избирают другой путь; я не уверен, что задача даже самого образованного человека заключается в поисках — любой ценой! — извилистых тропочек.
Кстати, с образованием — самое сложное. Учиться охота, но пока никак не получается. Дни на заставе рваные какие-то, да и ночи немногим от них отличаются. Отправление и прибытие нарядов, рапорты, высылка тревожных групп, если понадобится. Приезды начальников всех рангов и служб — их довольно много, и каждый старательно во все вникает. Звонки, звонки… Отчетность всякая. На дежурстве — не почитаешь, не попишешь. Впрочем, может, я просто не привык еще.
Что и говорить, опыта маловато. Еще великое счастье, что у нас на заставе старшина-сверхсрочник, который все знает и все умеет. То есть по должности он старшина, а по званию теперь — прапорщик. Я у Михаила Ивановича каждый день учусь, и никакого ложного стыда не испытываю. Разве учиться может быть стыдно? Хоть лейтенанту, хоть генералу, хоть кому. Учиться — прекрасно.
А с Михаилом Ивановичем мне, конечно, крупно повезло. Сверхсрочников теперь маловато стало — сказался рост общеобразовательного уровня и благосостояния жизни народа.
Сравните, скажем, нашу заставу с Васиной. У них там современное двухэтажное здание, с центральным отоплением, с боксами для машин, с новенькой мебелью, все такое. У нас — старый деревянный домик, отопление печное, да и участок ничем не выдающийся. Зато там — казарма, а у нас уютно в комнатах, что не может не оценить каждый оторванный от семьи человек. У нас солдаты более ухожены, в столовой круглый год есть свежие овощи, есть молоко от своей коровы. У них ничего этого нет.
Почему такая разница? Скорее всего потому, что старшина, который ведает хозяйством, — дома. Он не собирается увольняться, для него тут все постоянное, а не временное.
А солдат — он всегда солдат, какие лычки ему ни нашей. И если ему предстоит увольнение в запас, он точно помнит, сколько еще осталось служить.
Приехал я сюда. Знакомлюсь. Спрашиваю одного:
— Давно здесь?
— С четвертого декабря, — отвечает.
А дело в июне было. Разные варианты ответа можно было ждать — «с декабря», «с конца прошлого года», «полгодика уже». Ан нет: точнехонько, с такого-то числа.
И — до такого-то числа. Тут уж ничего не поделаешь. Человек, на время покинувший родное гнездо, всегда будет денечки считать. Кто может упрекнуть его в этом? Разве тот парень, о котором вы рассказывали, что он с детства готовился…
Сверхсрочник — совершенно другое дело. Сверхсрочник принял решение, единожды и часто навсегда. Он живет с семьей, он пускает здесь корни. Он знает всех в районе, и все знают его. Он в любую минуту, в любой ситуации заменит любого офицера — в масштабе заставы, конечно. Он все знает о солдатской службе, и, если он к тому же неплохой человек, он неизбежно становится нянькой для каждого новобранца.
Возвращаясь к Михаилу Ивановичу, скажу так: именно он помог мне, очень молодому политработнику, быстро найти общий язык с солдатами. Мы хорошо ладим, хотя, вероятно, мне следовало бы иногда быть чуточку построже. Я для них — старший товарищ. Во всех спортивных соревнованиях мы вместе участвуем, особенно я волейбол люблю. Фотогазеты вот выпускаем, подписи вместе подбираем посмешнее — ничего получается как будто.
Улыбка — тоже великая вещь.
Ну, а я — крестьянский сын. Петром звать, а Петр, промежду прочим, означает — камень.
Дед жил в слободе под небольшим старинным купеческим городом на границе России с Украиной. Там, в слободе, я и родился.
Семья была дружная, но бедная. Батя с первой мировой вернулся фактически инвалидом, так что в поле ходил редко; столярничал, плотничал, извозом промышлял маленько — подвозили в слободу разные товары, кирпич вывозили на станцию.
Маманя батрачила в молодости на мельнице, затем в поле спину гнула да дома, по хозяйству. Грамоте она не выучилась — да разве в этом дело? Неграмотность не помешала этой простой женщине воспитывать нас, детей, передавать нам все, что она сама унаследовала от родителей: честность, порядочность, уважение к труду.