Граница. Выпуск 3

22
18
20
22
24
26
28
30

Записку Таня нашла в сумочке на следующий день, дома уже.

Но Никите не показала. Не хотела расстраивать его перед командировкой, добавлять лишних дум и хлопот.

Через день они улетели в Чары. Вот где они по-настоящему ощутили Среднюю Азию!

Вот где был подлинный Восток — яркий, шумный, разноязыкий и в чем-то неуловимо таинственный Восток без бутафории.

Старый город с его кривыми улочками, зажатыми с обеих сторон высокими глухими дувалами, с минаретами, торчащими, как пальцы, уставленные в небо, с плоскокрышими глинобитными домиками, будто специально был выстроен для съемок фильма «на восточную тему».

Здесь вполне мог жить Али-Баба и промышлять Багдадский вор.

Но воплощением, квинтэссенцией этого самого «восточного духа» был базар.

Никите показалось, что базар по площади равен половине всего города. Это было грандиозное зрелище! Здесь продавали не только продукты, здесь продавали всё.

Базар представлял собой симбиоз рынка, заваленного грудами фруктов, овощей, висящих гроздьями ободранных бараньих туш, с тем, что в России называют барахолкой, толкучкой, толчком. Здесь можно было купить все — от белого, неописуемо важного верблюда до ржавой гайки или пары драных калош на одну ногу.

Здесь яростно били себя в грудь и бросали мохнатые бараньи шапки-тюльпеки наземь, торговались; надсаживаясь, кричали торговцы, расхваливая свой товар; вопили, взбрыкивали ошалевшие от слепней ишаки, чадили пряным дымом десятки мангалов, на которых жарились сочные шашлыки.

Прямо на земле, подогнув ноги, сидели бесконечные вереницы мужчин и женщин, продающих самые странные вещи — старинные серебряные таньга, собранные в мониста, табакерки для нюхательного табака из высушенных и отполированных тыкв, яркие шерстяные носки, огромные кожаные то ли лапти, то ли галоши-чарыки, верблюжью шерсть, каракулевые шкурки и тысячи других вещей.

Все это плюс к тому, что можно купить в обычном универмаге.

Толчея, шум, круговерть огромной массы народа ошеломляли.

После горной кристальной тишины в этом бурлящем людском водовороте кружилась голова. Но Таня уверенно, будто она всю жизнь ежедневно бывала на таких базарах, вела Никиту вперед, сновала меж рядами, весело приценивалась к какой-нибудь невероятной, метрового диаметра папахе, беседовала с продавцом целебной смолы — мумийё, расспрашивала, как делается ядовито-зеленый жевательный табак — нас.

Больше всего поражали ковры. Ярчайшие, с замысловатыми, неповторимыми узорами они лежали прямо в пыли, на земле, и люди ходили по ним, топтали их, не вызывая со стороны продавцов никаких возражений.

Оказалось, что делается это специально. Первозданная яркость резала глаз, но после того, как по ковру проходили тысячи ног, его чистили, отмывали, и узор приобретал благородную блеклость, столь ценимую знатоками.

И это не было подделкой под старину — так повелось спокон веку.

Невозможно, противоестественно было бы побывать в Каракумах и не увидеть знаменитого канала!

Пограничники договорились со строителями, и в последний выходной день Никита и Таня махнули на вертолете в Ничку — новенький поселок строителей, выросший на берегу искусственной реки.

«МИ-1» имел столь легкомысленный вид, что просто не верилось в его способность летать. Этакая стрекоза с тоненьким хвостиком! Но он взревел, лихо подпрыгнул, повисел малость на одном месте, будто озираясь — не забыл ли чего, и деловито поплыл над городом.