Солнечный зайчик медленно, но настойчиво двигался от самого угла по потолку, потом переползал на стенку, спускался по ней и куда-то исчезал. Очень трудно было решить — каков же дальнейший путь зайчика… Пожалуй, это было самое сильное из первых впечатлений, появившихся у Тарасова после «воскресения из мертвых», как говорил о начале его выздоровления старый врач рудничной больницы.
Путь солнечного луча с каждым днем увеличивался, так как удлинялся день. Но это происходило и потому, что если еще два дня назад Михаил Федорович следил за ним только поворачивая глаза, то теперь мог немного подвинуть голову.
…Он увидел у своего изголовья казавшегося застывшим Коровина.
— Ты здесь давно, Ваня? — обрадовался Тарасов.
— Молчи! А то попадет нам обоим.
— А что?
— Сказано не разговаривать, услышат, так больше меня не пустят.
Тарасов умолк, со страхом ожидая, что кто-то сейчас появится и выгонит друга, о котором он успел соскучиться. Но быстро устал, закрыл глаза и проснулся только утром.
Последующие дни начинались тем же зайчиком. Потом появлялся Коровин. Их разговоры, во время которых Тарасов жадно слушал собеседника, всегда кончались одним и тем же: в палате появлялся доктор, казавшийся Тарасову в эти минуты самым противным человеком на свете. Он ворчливым тоном задавал один и тот же вопрос.
— Ну-с, дорогой посетитель, а не много ли на сегодня?
Коровин оправдывался неуклюже, как нашкодивший школьник:
— А мы и не разговариваем вовсе. Я просто так сижу…
Доктор клал руку Коровину на плечо и говорил, как бы заученное, наставительно и твердо:
— Знаю я это «просто так сижу». Давайте-ка, друже, восвояси.
— А завтра? — не выдерживал Тарасов.
— Завтра и посмотрим. Как вести себя будете.
— Приду, Миша, не волнуйся, и с планом у нас все будет в порядке, ты не думай, не волнуйся.
Оставшись один, Тарасов перебирал в памяти детали беседы, обдумывал вопросы, которые обязательно надо будет выяснить завтра, и все больше нервничал. Но однажды, когда врач, как обычно, выпроводил Коровина, Михаилу Федоровичу стало плохо.
Поднялась температура. Разболелись раны. Застонал. Ему сделали какой-то укол. Боль начала тупеть, но и это не привело к успокоению. Пугали кажущиеся безнадежность и безысходность…
Потом началась нервная дрожь. Мысли одна противнее другой приходили в голову, казалось, надвигается какая-то новая беда.
ebooksa