В стране золотой

После этого случая разведчики стали предусмотрительнее, и, если надо было большим караваном отойти от основной тропы, всегда оставляли какой-нибудь знак — рогулину из ветвей или накрест вбитые колья.

Другой случай произошел во второй половине лета. Тарасов, к этому времени чувствовавший себя совершенно здоровым, отправился один на отдаленный участок предварительной разведки. Тропка попалась действительно «ятная»: несколько конских следов, проложенных в разное время, местами перекрытых следом небольшого медведя. Косолапый «хозяин тайги» любит топать по нахоженным тропкам. После дождей шли инея на мягкой глинистой поверхности тропы нередко можно встретить четкий отпечаток широких лап.

У спуска к речке кустарник был подрублен. Тарасов невольно улыбнулся, вспомнил заблудившегося «благодаря самоуправству» охотника. Брод был мелким. Удалось перебраться по камням, опираясь на палку, не залезая в воду. После брода присел закурить.

Речка с журчанием переливалась через камни и исчезала за залесенным поворотом долины. Лиственицы склоняли свою крону над водой, казалось, переговаривались с нею, и человеку не дано было разгадать содержание этой беседы— узнать, о чем шепчет поток, что напевают ему густые ветви. Ничто не нарушало спокойствия тайги.

Внимание привлекала то кучка чуть приподнявших старую хвою маленьких маслят, то пересвист рябчиков, кружившихся над самой головой. Потом Тарасов вздрогнул от хлопающего шума крыльев большого глухаря. «Вот это ужин! Только бы не промазать!» — подумал он, поднимая ружье.

Глухарь точно понял намерения человека. Он перелетал с одной лиственицы на другую, прятался за стволы деревьев и упорно не хотел становиться мишенью. Тарасов начинал злиться. Ему вообще не везло с глухарями. Однажды, будучи в другом таежном районе, он увидел глухаря, сидевшего недалеко от дороги на голой ветви большого дерева. Мороз был такой, что птица не обращала внимания на опасность. Он и сам хотел было проехать мимо. Потом страсть охотника взяла верх. Остановил оленей. Вытащил ружье, выстрелил и… промазал! А глухарь продолжал сидеть как ни в чем не бывало. Так повторилось еще и еще раз, пока птица наконец не взлетела с дерева. От позора охотника спас мороз. Пролетев несколько десятков метров, глухарь камнем упал на землю и распластался на ней со Сведенными замерзшими сухожилиями крыльев. Спокойствия ради выстрелил в упор и на этот раз, конечно, попал. Теперь, когда он встречал глухарей, невольно вспоминался тот случай.

От воспоминаний отвлек новый посторонний звук. Кто-то неуклюже шел по тропе, приближаясь к повороту, метрах в ста от брода.

Глухарь повернулся боком, соблазнительно подставив его для выстрела. Теперь промазать было невозможно, но стрелять… Нет! Лучше пока не выдавать своего присутствия.

Неожиданно все стихло. Видимо, встречный заметил сидящего человека и теперь выжидал, чтобы тот первым проявил свои намерения… «Кто бы это мог быть? — подумал Тарасов. — Что делать? Крикнуть? Идти навстречу? Или лучше всего, пожалуй, занять безразличную выжидательную позицию Если это охотник или пастух, возвращающийся из тайги с каким-либо ценным грузом, то он сейчас, наверное, стоит за деревом, не выпуская из рук ружья, и пробует разобраться — враг ему встретился или друг? Надо опустить карабин и приготовиться к походу. Так встречному легче будет понять, что он имеет дело с миролюбиво настроенным человеком. А если бандит? Увидев, что есть со мной и на мне, он убедится, что брать особенно нечего, к тому же такая легкость в «багаже», как у меня, возможна только у человека, идущего не в одиночку.

Подобный шум на тропе производят вьючные лошади, и если это так, то можно было выйти из укрытия. Но груженые кони не могли бы так долго стоять в абсолютном молчании. Что-то неладно…»

Хруст ломаемых ветвей, показавшийся особенно громким после тишины, заставил вздрогнуть. Одним прыжком Тарасов отпрянул к дереву и вскинул винтовку.

Неужели пожаловал сам «хозяин» — бурый лохматый житель лесного захолустья. Встретиться с ним один на один, далеко от какой-либо помощи?! Раньше вечера 104 никто и не хватится, если даже он будет лежать здесь с переломанными ребрами. Могут и завтра не хватиться. С одного участка ушел — значит, не придет. На другой не пришел — значит, не выходил.

Холодок растекался по всему телу Еще секунда, и начнут стучать зубы! А если так случится, так будешь лупить «в белый свет», как с тем глухарем. Но тогда от злости и холода, а теперь от трусости. Стыдно! Таежник, геолог называется, да еще в начальниках состоит!.. Дрожь еще не прошла, но руки уже крепко сжимали винтовку.

Хруст повторился, стало слышно посапывание, о котором не раз рассказывали бывалые медвежатники. Сомнений не было — он!

Сейчас медведь появится из-за поворота тропинки… Кто-то говорил, что самый надежный выстрел по медведю — в ухо. Но как это сделать? Надо встать сбоку, подпустить поближе — а вдруг не попадешь?! Впрочем, безразлично, куда попасть, но надо бить наверняка наповал. Раненый зверь наиболее опасен. Можно, конечно, влезть на дерево и оттуда вести огонь Но на какое — на толстое или на тонкое полагается удирать в таких случаях, Тарасов вспомнить не мог.

Воображение рисовало варианты предстоящего поединка с медведем. Все они были со скверными концами. Даже если ему удастся ср£зу разделаться с «хозяином», он ведь может подвергнуться вторичному нападению. Говорят же, что медведи мстят за своих родичей Не исключено, что поблизости бродит другой косолапый, и тогда сам Тарасов окажется объектом «охоты»…

Снова затрещали сучья. Качнулись ветви, и метрах в тридцати, на самой тропе, появился зверь, одетый в буро-коричневую шубу с капюшоном на голове и светлым узким воротником. Медведь еще не видел человека, но уже чувствовал его, сопел, поворачивая кудластую голову, покачивая ее в такт шагам.

Выстрел был инстинктивной реакцией на происходящее, не больше. Пуля попала в цель. Зверь зарычал, поднялся на задние лапы.

Теперь он предстал во всей своей красе. Туша двигалась, прижав к груди мохнатые передние лапы с длинными когтями. Можно было рассмотреть комки свалявшейся шерсти на шкуре. Маленькие глаза, наполненные злобой, смотрели прямо на врага.

Таких огромных медведей Тарасов, пожалуй, не видел ни в одном зоопарке. На Алтае, да и всюду за Уралом размеры медведей определяют по количеству «четвертей», укладывающихся вдоль их спины. Это был несомненно один из самых крупных, и его мера никак не могла быть меньше двадцати четвертей! Такой шутить не станет!