Тишина. Мы чутко прислушиваемся. В здании комендатуры все то же: одиночные выстрелы, громкие голоса, опять выстрелы. Даже гранаты перестали рваться.
Неожиданно раздается треск, вылетает рама на втором этаже, и в окне — фигура Ревы.
— Слухай сюда! — гремит его радостный голос. — Кончено. Здесь одни мертвяки остались. Живые в подвале. Як крысы сидят. Я их сверху прикрыл, чтобы не дуло. А як вы, землячки?..
Снова тот же маневр: сосредоточенный огонь по окнам подвала — и Рева с Федоровым рядом с нами.
Полушубок Павла весь в известке. Правый рукав изодран в клочья. На щеке черное пятно — словно в саже вымазался.
В конце концов обстановка проясняется. Два верхних этажа комендатуры полностью очищены. Враг занимает только подвал. Единственный вход в него Рева завалил досками, кирпичом, даже тяжеленным несгораемым шкафом. Выбраться из подвала невозможно. К тому же здание мы окружили плотным кольцом. Но и нам не проникнуть в подвал, не разбить его каменных стен. Как быть?
— Пойдем, посоветуемся, — предлагаю я.
Вместе с Бондаренко, Богатырем и Ревой отходим в сторону и останавливаемся у высокого забора, окружающего одинокий домик. За нами, как тени, следуют Ларионов и Абдурахманов.
— Итак, давайте разберемся, товарищи, — говорю я. — Здание полиции взято. Управа тоже. Тюрьма наша. Вражеский гарнизон в основном разгромлен. Раненые из госпиталя отправлены в лес. Запасы муки и скот вывезены. Остается вот этот подвал. Там остатки головорезов…
— Стой, Александр Николаевич! — неожиданно перебивает Рева. — Стой! Забыл… Я в комендатуре с Павловым познакомился. Ну, як ты не понимаешь?.. С Павловым, с бургомистром Трубчевска. Ранили его. Хотел взять живым — поговорить о том о сем. А он змеей в подвал. Так что он сейчас там сидит, гадюка эта. Разумиешь?
— Тем более. Значит, товарищи…
Какой-то темный небольшой предмет перелетает через забор и мягко плюхается в снег шагах в пяти от нас.
— Ложись! Мина! — кричит Ларионов.
Рванув меня за руку, валит в снег и падает на меня, прикрывая своим телом.
Несколько мгновений напряженно жду взрыва. Взрыва нет. Нахожу глазами неведомо откуда упавшую мину и вижу: от нее отходит короткий тлеющий бикфордов шнур.
Знакомый фашистский трюк — швырнуть мину вместо гранаты, чтобы сбить с толку противника: дескать, раз мина, значит издалека.
Сбросив с себя Ларионова, вскакиваю и вырываю шнур из детонатора.
— Все, товарищи.
Бондаренко внимательно оглядывает небольшой домик, окруженный забором, из-за которого прилетела к нам мина.
— Ясно. Здесь живет племянница Павлова, — уверенно говорит он. — Мразь. Она уже выдала трех наших комсомолок.