— Дальше? Дальше, славу богу, война, и сейчас я, как вам уже докладывал, старостой стал. Дом мой старый сгорел, родни никакой, и первое время скитался я из угла в угол. Надоело. Присмотрел себе добрую хату, да вовремя одумался: народ на меня волком глядит — в первый же день порешат. Как же, думаю, оборонить себя и постоянное пристанище получить? И надумал: квартирую сейчас у здешнего учителя. Народ его уважает, огнем избу не спалит да и меня не тронет, чтобы учитель в ответе не был. Вот я за учителевой спиной, как за каменной стеной, и хоронюсь… Пожалуйте, господа. Пришли.
Входим в старостат. Ларионов остается у входа.
— Ну, подвижник, рассказывай: есть у вас коммунисты? — развалясь на стуле, спрашиваю я.
— Где же их нет, господин начальник? Обретается у нас один. Кобяковский.
— А вы что же, любуетесь на него? — обрушиваюсь на старосту. — Он наверняка мутит, с партизанами водится, бунтует, а вы уши развесили?
— Мудрое предначертание самого господина шефа, — и староста многозначительно поднимает свой толстый палец. — Так сказать, для приплода держим. Бережем и холим… «Заруби себе на носу, — учит меня господин шеф, — что большевик не может жить без партийной организации. Она ему, как вода рыбе, как воздух человеку, нужна. Если ее нет, он ее обязательно строить будет. Ну, так береги этого большевика и в оба глаза за ним смотри. А когда он обрастет этой организацией — мы ее всю под корешок и срежем». Вот что приказал мне господин шеф.
— Ну и что же, открыли вы эту организацию? Ходит к вашему Кобяковскому кто-нибудь?
— Всем селом ходят, — мрачно отвечает староста. — Больной он, чахоточный, не жилец на этом свете, а силу такую имеет, словно не я, а он начальство в Слободе. Чуть приказ выйдет, или налог новый, или просто слух разбежится по народу о военных делах — все сейчас же к нему. Слово его — закон. Опять же и кормят его всем селом. А чтобы какая-нибудь особая группочка около него вертелась, — не замечаю… Вот и ума не приложу: или вовсе нет у него организации или вся Гаврилова Слобода в ней состоит.
— Так… Допрыгались, — стараясь быть суровым, но еле сдерживая улыбку, говорит Рева. — Ну, а як с полицией у тебя обстоит, воевода липовый?
— Докладывал я вам, господин начальник, — темный у нас народ. Уж я бился с ними, бился, только троих наскреб. Да и то двое пришлые.
— Надежные? — осведомляется Рева.
— Надежнее быть не может: самого господина Павлова рекомендация… Нет, жаловаться грех. Один из-под Тулы, а второй — под Харьковом в МТС трактористом работал.
— Як трактористом? — и взбешенный Рева грозна наступает на старосту. — Чтобы тракторист из МТС собакой стал?..
Сейчас Рева испортит всю игру…
— А ну, мигом тащи сюда своих полицейских! — приказываю я.
Староста опрометью бросается к дверям…
— Як же так можно, чтобы тракторист из МТС фашистам продался? — негодует Рева. — Да у нас в Днепропетровщине все трактористы один к одному — орлы… Брешет, гадюка…
Двое полицейских входят вместе со старостой. Впереди высокий угловатый мужик лет сорока пяти. Густая черная борода. Из-под лохматых бровей смотрят холодные, глубоко запавшие глаза.
— Старший полицейский явился по вашему распоряжению, — докладывает он густым басом.
— Это ты тракторист, сучий сын? — набрасывается на него Рева.
ebooksa