Денисов уходит…
Много провели мы партийных собраний за время борьбы в тылу врага, но это первое короткое собрание в маленькой хате Никиты, затерянной в чащобе Брянского леса, мне никогда не забыть…
Выбираем президиум для ведения собрания — Реву и Захара Богатыря. Рева объявляет повестку: выборы секретаря и мой доклад о задачах партийной организации.
Первый вопрос решается быстро: мы единогласно выбираем Павла Федоровича Реву секретарем нашей только что родившейся парторганизации.
Мой доклад длится минут двадцать. Помню, я очень волновался: мне все казалось, что говорю я недостаточно убедительно, что упустил главное и товарищи не поймут моей мысли.
После доклада высказываются все. Возражений по существу нет. Товарищи уточняют план, еще раз указывают на необходимость как можно скорее связаться с партийным подпольем, поднимать народ и обязуются с честью выполнить долг коммунистов.
Собрание закрыто. Выхожу на крыльцо. По-прежнему падает мокрый снег с дождем, серые тучи низко висят над лесом, но на душе светло и радостно: мы вступаем в новый период партизанской борьбы, крепко спаянные партийной организацией.
Глава четвертая
Забытый, полуразрушенный барак лесорубов. Тускло горят фитили в глиняных плошках, освещая лишь небольшой, грубо сколоченный стол. Ветер гудит в печной трубе, бьет оторванной дранкой на крыше, швыряет в разбитое окно колючие снежинки, колеблет красные язычки пламени, и на стенах движутся фантастические черные тени.
Мы ждем Ваську Волчка и Марию Кенину, посланных на разведку в Буду и Зерново: прошло уже два часа, как истек крайний срок их прихода. Операция под угрозой срыва…
Люди бродят по бараку, волнуются, каждый по-своему оценивает обстановку, по-своему воспринимает партизанские будни.
Назойливо бубнит над ухом Пашкевич:
— Зачем было связывать Ваську с Кениной? Зачем? Ведь ты же знал: ее дядя — староста.
Он предрекает, что неудача сегодняшней операции скажется на доверии партизан к командованию, что наша группа потеряет вес в глазах населения и подпольщиков.
Пашкевича горячо поддерживает Бородавко: его, очевидно, убеждают упрямые, настойчивые, с первого взгляда как будто логичные доводы Николая. Но я не согласен с ними — Мария Кенина не может быть предательницей.
Помню, два дня назад ее нашел Богатырь в Денисовке, когда мы освобождали из госпиталя наших тяжелораненых, попавших в плен. Тогда же Кенина рассказала о себе.
До войны она учительствовала в Денисовке. Муж, отец и старшая сестра ушли в армию, мать живет дома. Ее, Кенину, хорошо знает старик Струков, знает и Васька Волчок. Своих двух ребят она отдала матери, та охотно согласилась пестовать их, теперь Мария свободна и готова выполнить любое наше задание.
— Одно горе у меня, — помрачнев, сказала она. — Мой дядя — денисовский староста… Все вам расскажу, ничего не скрою… Еще очень давно наша семья разошлась с ним: хоть в одном селе жили, а хуже чужих… Припадочный он, шатучий какой-то — с кем поведется, от того и наберется. Связался сейчас с Тишиным, со старостой в Красной Слободе. Ну тот уже поистине подлец: из богатеньких, работал до войны по торговле, а сейчас прямо с цепи сорвался. Одна у него мысль — землю добыть и помещиком стать. Эта земля ему днем и ночью покоя не дает. За нее готов через любую кровь перешагнуть. Вот и мутит своего дружка, дядю моего, манит его землей…
Кенина рассказала, как недавно повстречалась она с обоими старостами:
— Заехали они незванно-непрошенно к матери моей, к Анне Егоровне: возвращались из Суземки после совещания у тамошнего коменданта. Выпили. Дядя начал звать меня к себе в помощники, а Тишин волком смотрит: «Не верь, говорит, этой советской шушере. Разбаловались, начальства не признают, в полицию служить на аркане не затащишь, о заготовках даже думать не хотят. Ну да ничего, дай срок, вправим им мозги… Умные слова говорил сегодня комендант: «Каждого десятого расстреливать надо». Зачем же народ убивать? — не утерпела я. «Землю иметь желаю! — кричит Тишин. — Свою собственную землю. Не паршивые ваши сотки, а десятины. Чтобы вышел на крыльцо и, куда ни взгляну, везде мою землю вижу. Мою! Собственную! А вот такие, как ты, Марийка, мне поперек дороги стоят. Не можем мы на одной земле рядом жить. Тесно нам. Душно. Если я не убью вас — вы меня убьете. Ну, раньше не убили, а теперь руки коротки. Сегодня моя власть пришла. Кровью село залью, но землю себе добуду… А ты, советская мошкара, брысь отсюда». И прогнал меня… Вот все рассказала… Если верите мне, товарищи, пошлите в Буду, — просила Мария. — Там живут мои родственники. Выспрошу, высмотрю и доложу вам.