— Идите, — говорит после короткого раздумья Бородавко.
— Так як же… — начинает Рева, но, перехватив мой суровый взгляд, смолкает.
Стрелец уходит в угол, где стоит его автомат. Все молча расступаются, давая ему дорогу. Слышно, как шумит ветер и скрипят сосны в лесу…
Неожиданно за окном раздается бодрая, радостная песня:
Широко распахивается дверь, и в барак входят Васька и Мария Кенина.
Все бросаются к ним, все засыпают их вопросами. Стрелец, Чапов, Приходько и их проводник Анатолька Скворцов, начавшие было собираться в дорогу, в нерешительности топчутся в углу. По их взглядам я понял, что тяжело у хлопцев на душе — нелегко уходить из отряда, когда идет он на боевое дело.
— Разрешите нам участвовать в операции, а потом уйти, — обращается к Бородавко и ко мне Стрелец.
Но тут некстати вмешивается Рева:
— Обойдемся и без них! Нехай топают…
Мы с Бородавко молчим, и Стрелец воспринимает это как отказ…
Проходя мимо Ревы, Чапов пытается проститься с ним, но Рева холодно бросает:
— Не мешай! Занят.
Когда хлопает за ушедшими дверь, в бараке на мгновение становится тихо…
Васька Волчок садится к столу и рассказывает.
…Он пришел на станцию под вечер, отправив Кенину в Буду. Пришел открыто, не скрываясь, и начал прогуливаться по перрону, словно дачник в ожидании пригородного поезда.
В небольшом, наскоро сколоченном бараке (прежнее станционное здание разрушено) расположен гарнизон, но барак пустовал: все солдаты выгружали из вагонов бочки с бензином.
Офицеру, очевидно, надо было отправить поезд дотемна, с выгрузкой не ладилось, и он горячился, приказал всех на перроне поставить на выгрузку. Погнали и Ваську. Он упрямился, но грузить все же пришлось.
Поезд ушел. На станции остался только гарнизон, и Ваське предложили убраться вон. Но он не собирался уходить. Правда, ему уже было известно, что на станции примерно сто тонн бензина, что в гарнизоне семнадцать солдат и толстый усатый офицер, но Волчок не знал главного: как ведут себя фашисты ночью.
Отойдя шагов двадцать, Васька разложил костер, подобрал черствые корки хлеба и начал поджаривать их на костре. Офицер внимательно наблюдал за ним. Волчок грыз противный подгорелый хлеб, когда подошел к нему гитлеровец. Васька вынул из мешка гитару и стал напевать немецкую песенку, известную ему еще со школьных времен:
Офицер слушал, улыбался, потом спросил, кто он такой. Васька врал вдохновенно: он артист, у него голодает больная мать, и он едет в Хутор Михайловский — может быть, удастся выступить в концерте для господ, германских офицеров.
ebooksa