Толстяк поверил, угостил его сигаретой, предложил спеть, и Васька вполголоса мурлыкал какой-то романс.
— Громче пой!
Нет, Васька громко петь не может, он артист, он сорвет голос на морозе, а голос — его единственное богатство.
Офицер забрал Ваську в барак — и Волчок пел, пел до изнеможения.
Наступила ночь, и снова его выгнали вон. И снова упрямился Васька: он боялся — ночью пристрелят часовые. Махнув рукой, офицер разрешил ему переночевать в коридоре барака.
Васька лежал и наблюдал.
До двух часов ночи по станции ходили патрули, и у бочек с бензином стоял часовой. Потом все собрались в бараке, пожарили картошку, поужинали и улеглись спать. До утра на станции — ни души.
Наступило утро. Проснулся офицер. Сонными, ничего не понимающими глазами смотрел он на Ваську. Потом вспомнил его вчерашние песни, но все же вышвырнул из барака: скоро придет первый поезд, и постороннему русскому не место на станции.
На этот раз Волчок не упрямился. Захватив гитару, он медленно побрел в лес и на условленном месте встретился с Кениной.
Потом роли поменялись: Волчок отправился в Буду, Кенина дежурила на станции. Она пробыла там до десяти часов вечера. Правда, из-за этого они опоздали к нам, но в десять часов приходит последний поезд из Хутора Михайловского, и надо было проследить, не изменилась ли обстановка после его прихода.
За сегодняшний день на станции ничего не изменилось: гарнизон не пополнился, солдаты выгружали бензин и прессованное сено.
О самой Буде Кенина рассказывает скупо. Волнами проходят через нее с юга немецкие части. Офицеры клянут итальянцев и румын: их союзники сдаются в плен, в атаку их надо гнать пулеметами. «Теперь везде должен быть немец», — заявил один из офицеров. Вчера немецкий полк пришел в Буду — он движется в направлении Тулы. Офицеры сумрачны: судя по репликам, на подступах к Москве идут ожесточенные кровопролитные бои.
Вот все, что принесли наши разведчики.
С помощью Волчка и Кениной набрасываю схему станций. Надо торопиться: нам предстоит пройти четыре километра лесной дорогой. Мы ударим по Зернову глухой ночью, когда гарнизон будет мирно спать. Операцию проведем как можно быстрее: этот полк в Буде может прийти на помощь зерновскому гарнизону…
Сень ведет нас глухой лесной дорогой. Морозная ночь. Луна то выглянет из-за туч, то снова скроется. Изредка налетит ветер и зашумит вершинами деревьев.
Издалека доносится неясный звук — будто мотор гудит. Или это лесной шум?
Звук все ближе, все отчетливее… Нет, это не лес шумит — это гудят фашистские самолеты. Они уже летят над головой. Мы не видим их — луна снова спряталась за тучи, — но, судя по шуму моторов, в воздухе несколько эскадрилий.
В небе вспыхивает белая ракета. Она не падает на землю — она замирает в воздухе, слегка покачиваясь на ветру. За ней загорается вторая, третья. И уже яркая светящаяся цепочка тянется по темному ночному небу.
— Флагман путь прокладывает, — тихо говорит Пашкевич.
— Через час они будут под Москвой, — откликается Федоров.
ebooksa