За линией фронта

На крыльце крайнего дома стоит высокий старик в длинном распахнутом тулупе.

— Кого вам надо? — сурово спрашивает он.

— Хозяина этого дома.

— Я хозяин. Зачем пожаловали?

— Велено переночевать в вашем доме.

— Велено?.. Скажи, пожалуйста. Значит, с хозяином дома уже договорились?

— Это свои, Григорий Иванович, — смеется Шитов.

— А-а, Иван Иванович. Не приметил тебя. Кого привел?

— Те самые товарищи, о которых я вам рассказывал, когда ходил в Буду за лекарством.

— Так бы сразу и сказал. Ну, прошу, прошу.

Приглядываюсь к хозяину. Высокий, худой. Черная редкая борода обрамляет его длинное узкое лицо. Внимательные умные глаза. Резкие движения. И во всей фигуре, в манере говорить, держаться, двигаться — властность и внутреннее достоинство.

Мы знакомимся. Григорий Иванович начинает придирчиво расспрашивать нас, но тут же перебивает себя:

— Воевать надо. Фашисты на Москву лезут. Ходить сейчас по лесу некогда. Вот два дня назад партизаны грохнули станцию Зерново. Хорошо грохнули. Пусть теперь комендантики подумают, как на советской земле сидеть… Слышали про Зерново?

Богатырь улыбается. Рева не может сдержаться и красочно рассказывает о нашей последней операции.

— Значит, это вы? Правильно! — радостно бросает хозяин. — А суземский комендант кричит: рейдирующая часть разгромила Зерново… Да, широкий фронт у них получился. Большой фронт. Расхвастались, что всех партизан побили, а тут на поди — живы. Живы!

— Воевать, Григорий Иванович, как видите, мы уже начали, — говорю я. — Теперь ваша помощь нужна.

— Помощь? Какая помощь?

— Взрывчатки у нас нет. Надо начинать диверсии на дорогах.

— Правильно. Взрывать гадов. Взрывать. И в городах бить.

Григорий Иванович начинает ходить по комнате — руки за спиной, полы тулупа, словно крылья, широко развеваются за ним.