— Слыхал, Кротов, что православный человек говорит?! — Поклонился кузнецу. — Спасибо, Федор, за искренние слова, благословит тебя господь-бог.
Участковый, глядя на Екашева, спросил:
— Какие дела привели к тебе Репьева в тот вечер?
— Говорю, пятерку взаймы канючил. Гриня, как известно, раньше у меня на квартере стоял, и мне ведомо, что он заем не возвращает. Вот и сказал я: «Залог оставляй, тогда дам деньги». Покрутился Гриня, покрутился и оставил кирзухи.
Гвоздарев сердито сплюнул:
— Ну, и заливаешь, Степан Осипович! Натуральным алкашом пасечника представил.
— Разве он не таким был?
— Выпивал Репьев, скрывать нечего, но деньги-то у него всегда водились.
— Поиздержался, видать, с молодой цыганкой.
Гвоздарев махнул рукой — что, мол, разговаривать с человеком, который несет невесть какую чепуху! Кротов же вдруг присел на корточки и вытащил из-за сундука кусок ветхой мешковины. Судя по густым полосам ржавчины и масляным пятнам, в мешковине долгое время хранился винтовочный обрез. Металлическая оковка с торца приклада оставила отчетливый ржавый след, будто печать. Поддерживая мешковину руками, словно полотенце, приготовленное под хлеб-соль, Кротов показал ее понятым:
— Прошу определить, что здесь пропечаталось?
— Ружейный приклад, — быстро сказал дед Лукьян.
Кротов взглянул на кузнеца, на бригадира:
— Вы, товарищи, как полагаете?
— Чего тут полагать, Михаил Федорович, — хмуро сказал бригадир. — Обрез был завернут.
— А ты, Степан, что скажешь? — обратился Кротов к Екашеву.
Обхватив руками живот, втянув голову в плечи, Екашев какое-то время молчал, потом глаза его быстро и тревожно забегали, как будто он, Екашев, хотел определить — кто же это из присутствующих его так крепко ударил?.. И вдруг, сморщась, Екашев заплакал:
— Чего привязались?.. Пасечник тряпку оставил. Ружье с обрезанным дулом приносил.
— Зачем Репьев принес к вам это ружье? — спросил Антон.
— Собака Лукьянова повадилась куриные яйца в гнезде уничтожать. Гринька прикончил ее, чтоб не пакостила.
ebooksa