— Хорошо, я согласен и на это.
С этого дня, и на протяжении двух месяцев, Алехандро обучал меня искусству фехтования, а я исправно платил ему два реала в сутки на пропитание, пока из двухсот реалов у меня не осталось чуть больше пятидесяти. К этому времени уже подошёл срок, когда вся торговая армада кораблей должна была убыть в Испанию.
Эта, так называемая «золотая», эскадра, для доставки сокровищ Нового света, охраняемая военными кораблями испанского военно-морского флота, полностью была готова к отплытию. Сейчас весь караван сосредоточился в заливе Гавана, ожидая благоприятного времени для отчаливания. Сезон штормов должен был скоро закончиться, и ласковое Флоридское течение было готово подхватить корабли и перенаправить их в Гольфстрим.
А дальше, направляясь по Гольфстриму, корабли прямиком следовали до портов Испании, каждый в свой пункт назначения. Всё это мне рассказал мой учитель Алехандро, пока мы усиленно тренировали мои навыки владения саблей и шпагой. Шпаги, правда, не было, вместо неё у меня была палка. Тоже, в какой-то мере, оружие, особенно, если её дозированно употреблять по неразумным головам.
Бывший лейтенант больше не пил. Не знаю, что на него повлияло, ответственность учителя или тот позор, который он испытал в самом начале нашего знакомства, а может, он воздерживался из-за того, что смог договориться с монахами и стал у них наёмником. В общем, он всецело приступил к моим тренировкам, и решил начать их с теории.
— Что ты знаешь о дестрезе, Эрнандо?
— Ничего!
— А об итальянской школе фехтования, Болонской школе, или школе Дарди?
— Тоже ничего.
— Это отлично, значит, тебя не надо переучивать. А сейчас, приступим к первому уроку. Дестрезе — это испанская школа фехтования, она учит вести бой, уклоняться, крепко держаться на ногах, с возможностью мгновенного ухода с линии атаки, использовать силу и инерцию противника. У неё всего одна стойка, а главный принцип — атаковать противника, при этом, не давая атаковать себя.
— Запомни, Эрнандо, основы. Хороший фехтовальщик всегда будет находиться в безопасности. Здесь важно осознавать свои действия. Так было, есть и будет всегда. Фехтование воспитывает в человеке нравственные и этические нормы, умение быть сильным, способность наводить порядок, как в своей жизни, так и в окружающем мире. Помни об этом, Эрнандо. Умение человека становится известным не только по лицу, но и по речи, и по рассудку.
— Эрнандо, те ученики, кто работают и душой, и телом, быстрее и проще придут к мастерству. И последнее, что я тебе хотел сказать, у тебя должна быть веская причина воевать, если у тебя её нет, то и прикасаться к оружию не стоит.
— У меня есть причина, — ответил я, а перед глазами проплыла бесконечная череда людей и лиц, которых мне надо было заставить уважать, и не только сильных, но и слабых, тех, кто не может защитить себя сам.
Дальше мы приступили к тренировкам, и пошла череда разнообразных стоек и приемов. Принцип прямой линии, принцип восьмёрки, принцип прямых углов, передвижения ног, уклонения, вращательные движения, принцип параллельных линий и венецианский двухтактный маятник. Там много было ещё чего интересно, но суть была не в этом.
Основная суть была в том, что я хотел научиться фехтованию, а Алехандро Алькалло хотел меня научить. Наши желания совпали, и каждый из нас приобрёл то, чего ему не хватало. Алькалло снова нашёл смысл жизни и нравственные ориентиры, а я получил знания и умения, да и дух, и нравственность мои не ослабли, а только укрепились.
Знания — это действительно сила, я чувствовал телом, я чувствовал душой, я чувствовал всем моим существом, что я постепенно становлюсь другим. Нам никто не мешал. Многие часы мы проводили во внутреннем дворе, отчаянно рубясь палками, отрабатывая уходы из-под удара и обманные финты.
На моём теле образовались множественные синяки. Даже не так, моё тело представляло собой один большой сплошной синяк, но дело того стоило. Времени было мало, даже катастрофически мало, и я спешил, спешил и мой учитель, стараясь впихнуть в меня максимум того, что он умел и знал.
Я стал добрым католиком и молился, при каждом удобном случае, в вере я обретал душевное равновесие, а мои успехи стали замечать и монахи. И в один прекрасный день я был вызван к настоятелю. Я редко посещал Гавану, только лишь, по поручениям монахов или учителя. Ведь мне надо было ориентироваться в городе и порту, где я узнавал предстоящую дату отплытия испанского торгового каравана.
Отец Бернард доброжелательно встретил меня в своём кабинете приора. Это было отдельное помещение, где он вёл все дела, касающиеся деятельности монастыря и где он же проверял отчёты о доходах и расходах.
— Эрнандо! Проходи, присаживайся, — и он указал мне место на лавке, напротив стола. — Я слышал, ты снова сегодня ходил в порт? Действительно, караван скоро отправится в путь, вместе с ним и галеон «Сантьяго», ты не его ли выглядывал в порту?