Волчья радуга. Бег на выживание

22
18
20
22
24
26
28
30

– О господи, – подумал он, – стал сентиментальным, значит – это уже точно старость. Жаль Ганса, хороший был человек и разведчик. О господи, – еще раз подумал Зигфрид, – вспомнив, что они с Гансом проработали в паре 15 лет.

Выйдя через черный вход, Зигфрид, пройдя через дворы, оказался на соседней улице и направился к железнодорожному вокзалу.

Через пятнадцать минут он подошел к вокзалу со стороны багажного отделения и для конспирации, чтобы оправдать в случае необходимости свое присутствие здесь, зашел в багажную кассу, в которой работал кассиром его сосед. Поговорили о разном, ни о чем конкретном: обсудили перспективы на погоду, заодно Зигфрид пожаловался на боли в спине и сказал, что сейчас зайдет к врачу. Поликлиника ведь рядом, значит, есть важная причина, из-за которой пришлось закрыть мастерскую. Ну, а заход в багажную кассу тоже вне подозрений – это была традиция. Всегда, идя к врачу, Зигфрид не забывал зайти к соседу и по-стариковски посудачить.

Все, теперь пройти мимо здания вокзала. Результат неплохой – никого чужого, никакой подозрительной суеты. Все как обычно, уж это Зигфрид знал точно. За последние десять лет на вокзале и близлежащих улицах ничего не изменилось, разве что свастик, похожих на уродливых черных пауков, понаклеили фанатики. «Господи, что будет с Германией? Эти психопаты доведут ее до краха, перемолов миллионы невинных людей». Мысленно сплюнув, Зигфрид медленно пошел мимо круглой бетонной афишной тумбы, со всех сторон обклеенной «пауками» и физиономией с ефрейторскими усиками и глазами, выпученными, как будто их владельцу во время съемки всунули в задницу кактус.

«Так, теперь к своему костоправу нанесу визит, а затем домой. Параллельно проверим, нет ли слежки за мастерской. Девка, хотя и говорит, что делала немотивированные пересадки на крупных железнодорожных узлах, да и здесь проверялась, ну да чем черт не шутит. Нужно подстраховаться, чтобы работать спокойно».

Проходя мимо молочной лавки, Зигфрид остановился и, как это делал обычно, достал из кармана маленький тюбик клея и, выбрав свободное место, повесил свое стандартное объявление – приглашение ремонтировать часы в его мастерской. Все было как обычно, за исключением одного: на объявлении в углу, на нарисованных карманных часах, отсутствовало изображение цепочки. Для несведущих людей это ничего не значило, а вот для человека Зигфрида это был вызов на срочную встречу, в заранее установленное место и время.

Сегодня в пять вечера человек Зигфрида, возвращаясь с работы, увидит объявление. Не увидеть не сможет, потому что это закон их работы. У человека Зигфрида, как у собаки, выработался рефлекс – возвращаться домой только этой улицей и только по этой стороне, что не вызывает никаких подозрений. Да, и смотреть на тумбу никто не запрещает, тем более, все оценивается на ходу, не заостряя внимания на его объявлении. Просто прошел человек и все – сигнал дан и получен, и машина запущена.

Завтра или послезавтра Зигфрид заклеит его другим, но уже возле часов будет цепочка, и в этом не будет ничего необычного. Вся улица, и в первую очередь, молочник, знают, что Зигфрид почти каждый день обновляет объявления, чтобы все знали, что он работает, и что это не давнее пожелтевшее объявление, глянув на которое и увидев его желтизну, засомневаешься в его достоверности.

Обследовав подходы к площади и к мастерской, старик облегченно вздохнул. Он открыл дверь и вошел в мастерскую. Под стеклом витрины хорошо была видна табличка «Закрыто». Сняв пальто, Зигфрид прошел в дальние комнаты дома. Тихо открыв дверь в комнату, он увидел крепко спящую девушку. Не став ее будить, закрыл дверь и отправился на кухню готовить обед.

Совладав со своими обостренными чувствами, вызванными неудачным проведением операции и наличием трупа за спиной, Отто взял себя в руки, завел двигатель, и, не давая ему как следует прогреться, повел машину по скользким от выпавшего снега улицам Берлина.

Нужно торопиться, дорога каждая минута. Чем больше стрелки часов накручивают оборотов по циферблату, тем дальше уходит Моника, тем труднее будет ее догнать. Успокаивало то, что она наверняка не обратилась в полицию, а просто бросилась бежать.

Так, первое – быстрее к телефону, нужно поднять на ноги всех, кого можно. Нужно организовать поиск беглянки, которая стала теперь ненужным свидетелем обучения Клауса, и тем более опасной, так как сейчас стоит вопрос о ее жизни.

Шеф отвернет мне голову в прямом смысле слова за срыв ликвидации, если, конечно, узнает. Благо, он завтра уезжает на месяц в Италию, а затем в Испанию налаживать «братский» союз с местными фашистами.

Вряд ли он затребует мой доклад ночью или сегодня вечером. Значит, у меня есть время все-таки достать Монику. Если я не успею сделать этого до его возвращения, нужно будет бежать самому, иначе… Шеф не простит того, что я поставил под угрозу срыва уже начавшуюся операцию с Клаусом. В мастерских лежат готовые к отправке первые партии драгоценных камней, а здесь такой срыв. Ужас, а не ситуация.

Пока ехал по заснеженным улицам Берлина, немного не похожим на себя, ведь такие снегопады – редкость, составил в уме короткий, но оптимальный план действий.

Через полчаса остановился на тихой улочке пригорода, очень похожей на ту, на которой находился дом, в котором провел несколько дней перед отправкой Клаус. И дом похож, вот только забор не сплошной, а каменный, с металлической невысокой решеткой. Этот дом был не конспиративный, а его сугубо личный. Об этой «норе» Отто никто ничего не знал и даже не догадывался. Бывал он здесь очень редко, всегда тщательно проверяя, нет ли за ним слежки, но сегодня не до конспирации. Дом был особенный, в нем множество надежных тайников, в которых хранились деньги, ценности, нигде не учтенное оружие. Кроме материальных ценностей, в нем хранились неучтенные копии секретных досье, списки, личные дела на всех агентов и многое, многое другое. Здесь хранилась часть документов, которые в секретариатах числились уничтоженными, но продолжали «жить» во влагонепроницаемых коробках, спрятанных в тайники дома.

Загнав машину в гараж, Отто быстро прошел в дом и, плотно закрыв шторы, не включая свет, спустился в подвал. Отсутствовал он всего минут пять. Из подвала он поднялся, держа в левой руке средних размеров конверт из плотной бумаги, а в правой – три пачки рейхсмарок, перетянутых бумажными лентами. Включив настольную лампу и не снимая пальто, сел за рабочий стол. Через минуту он уже прочел короткое досье на Монику. Сделав пометки, он с ненавистью посмотрел на три фотографии Моники, лежащие у него на столе. Не будучи многословным, сделал несколько звонков и остался довольным – те, кто был ему сейчас срочно нужен, оказались на месте. Пользуясь вынужденной паузой получасового ожидания, пошел принять душ и переодеться. Все, машина запущена.

Ровно через полчаса Отто выехал в сторону центра города. Проехав всего пару кварталов, Отто остановил машину. Не успел он закурить, как из темноты аллеи вышел мужчина и, быстро подойдя к машине, не спрашивая разрешения, открыл переднюю правую дверцу и сел рядом с Отто.

– Здравствуй, Артур. Нужно немного поработать, – начал Отто и, увидев кивок головы собеседника, продолжил: – Сзади на полу под пледом труп…

– Я почувствовал привычный запах, ведь я старый гробовщик, – перебил его Артур.