В огонь и в воду

– Я должен дать вам добрый совет, сказал он ему; вы будете ужинать с человеком, которого мой друг Цезарь так расхвалил вам; он и заслуживает этих похвал, но у него есть один недостаток, о! всего только один! Он чертовски щекотлив, обижается словом, улыбкой и тотчас же готов в таких случаях выхватить из ножен шпагу.

– А!

– И притом любит острить и насмехаться. Вот меня, например, он не раз просто осыпал насмешками! Будьте же осторожны и если заметите, что он к вам пристает, делайте лучше вид, что не обращаете на это внимания.

– Однако же, если он перейдет границы приличной шутки?

– Между нами будь сказано, у капитана д"Арпальера на боку такая шпага, которую можно бы прозвать по истине кровопийцей: ее постоянно мучит жажда крови. Ну, что же будет хорошего, если вы схватите рану за то только, что у вас на минуту не достало терпенья!

– Ну! раны-то я пока еще не получил!

– Я знаю, что вы можете с ним потягаться… Но подумайте – нет лошади, которая бы хотя раз не споткнулась. Итак, не выходите из себя, доверьте мне!

Лудеак ушел от Гуго.

– Спи покойно, сказал он Цезарю, я подложил трут и раздул уголья; если теперь не загорится, то, значит, все святые не захотят этого.

Дня два или три спустя, четверо собеседников собрались у того же самого трактирщика, в улице Сент-Оноре, где граф де Шиври познакомился в первый раз с капитаном д"Арпальером. Гуго и капитан, кланяясь друг другу, обменялись грозными взглядами, гордым и высокомерным со стороны графа де Монтестрюка, нахальным со стороны капитана.

– Искра запала, сказал себе Лудеак.

Хозяин Поросенка превзошел сам себя и, несмотря на обвязанный еще лоб, он из одного самолюбия приготовил им такой ужин, которому мог бы позавидовать сам знаменитый Ватель. Тонкие вина не оставляли желать ничего лучшего.

Как только они уселись за столом, Монтестрюк стал внимательно присматриваться к лицу капитана, ярко освещенному огнем свечей. Он почувствовал как будто электрический удар и глаза его беспрестанно обращались на это лицо, почти против воли.

Где же он видел этот квадратный лоб, эти красные мясистые уши, этот короткий нос с раздутыми ноздрями, эти жирные губы, эти серые, будто пробуравленные глаза с металлическим блеском, эти брови, взъерошенные как кустарники и как-то особенно свирепо сросшиеся над носом, что придавало столько суровости этой разбойничьей роже? Он припоминал смутно, но почти был уверен, что уже встречался с этой личностью, хотя не мог еще определить, где и когда?

Капитан с своей стороны, не сводил глаз с Гуго и как-то особенно посмотрел на него, как будто с беспокойством и с любопытством вместе. О ему тоже смутно казалось, что он уже встречался где-то с графом де Монтестрюк. Но когда именно, в какой стороне?

Теперь Монтестрюк был уже не в своем театральном костюме; в лице его и во всей фигуре было много такого, что оживляло воспоминания капитана и давало им новую силу.

Недовольный однако же тем, что молодой человек рассматривает его с таким упорством, он вдруг сказал ему:

– Послушайте! должно быть, вы находите много интересного в моем лице, что так пристально на него смотрите? Уже не противен ли вам цвет моих глаз, или вам не нравится, может быть, моя открытая улыбка?

– Вовсе не улыбка и не глаза, хотя густые усы и брови и скрывают, может быть, всю их прелесть; но меня интересует вся ваша фигура! Черты ваши, капитан, невозможно забыть тому, кто хоть раз имел счастье созерцать их, а я уверен, что я уже имел это счастье… Но когда именно, где и в каких обстоятельствах? – этого моя неблагодарная память никак не может подсказать мне.

– Что это, насмешка, кажется? вскричал д"Арпальер, выведенный из терпенья уже одним оборотом фраз Гуго.