– О! у меня только и есть что кличка!
– Скажи, какая?
– Меня прозвали Угренком, видите, я от природы такой проворный, скоро бегаю и такого маленького росту, что могу пролезть повсюду.
– Ну, Угренок! ты мальчик славный! Сообщай нам все, что заметишь, и раскаиваться не будешь.
И, попробовавши, свободно ли двигается у него шпага в ножнах, он пошел вслед за Гуго.
А Гуго, как только повернул спину, уже и не думал вовсе о рассказе мальчика. Он провел вечер в театре с герцогиней д"Авранш и маркизой д"Юрсель, которые пригласили его к себе ужинать, и вернулся домой поздно. Кадур глазел на звезды, сидя на столбике.
– Видел кого-нибудь? – спросил Коклико, между тем как Гуго, с фонарем в руке, всходил по лестнице.
– Да!
– Говорил он с тобой? Что сказал?
– Четыре-пять слов всего на все.
– А потом куда он делся после этого разговора?
– Пошел принять ванну.
Коклико посмотрел на Кадура, думая, не сошел ли он вдруг с ума?
– Ванну? что ты толкуешь?
– Очень просто, – возразил араб, который готов был отвечать на вопросы, но только как можно короче. – Я лежал вот там. Приходит человек, смотрит; солдат пополам с лакеем. «Это он!» сказал мне мальчик. Я отвечал: «молчи и спи себе». Он понял, закрыл глаза и мы оба захрапели. Человек проходит мимо, взглядывает на меня, видит дверь, никого нет, вынимает из кармана ключ, отпирает замок, добывает огня, зажигает тоненькую свечку и идет вверх по лестнице. Я за ним. Он уже у нас.
– Ловкий малый!
– Ну, не совсем-то: ведь не заметил же, что я шел за ним. Он стал рыться повсюду. Тут я кинулся на него; он хотел было закричать; но я так схватил его за горло, что у него дух захватило; он вдруг посинел и колена у него подкосились. Он чуть не упал; я взвалил его на плечи и сошел с лестницы. Он не двигался. Я побежал к реке и с берега бросил его на самую середину.
– А потом?
– А потом, не знаю; вода была высокая. Когда я вернулся домой, мальчик убежал со страху.
– Гм! – сказал Коклико, – тут решительно что-то есть. Друг Кадур, надо спать теперь только одним глазом.