– Гуго до-Монтестрюк, граф де-Шаржполь.
– Значит, сын ея!..
Граф де-Колиньи постоял с минуту в молчании перед сыном графа Гедеона, восстанавливая мысленно полустершиеся черты той, с кем он встретился в дни горячей молодости, и неопределенная фигура её, казалось, медленно выступала из далекого прошлого и рисовалась в воздухе, невидимая, но чувствуемая. Вдруг она предстала ему вся, такая, как была в час разлуки, когда он клялся ей, что возвратится. Дни, месяцы, годы прошли длинным рядом, другие заботы, другие мысли, другие печали, другая любовь увлекли его, и он уже не увидел больше те места, где любил и плакал как-то. Как полно было его тогда его сердце! как искренно он предлагал ей связать свою жизнь с её судьбой!
– Ах! жизнь! – прошептал он, – и как все проходит!..
Он подавил вздох и, подойдя к Гуго, который смотрел на него внимательно, продолжал, протянув ему руку:
– Граф! я еще не знаю, чего желает от меня графиня де-Монтестрюк, ваша матушка; но что бы это ни было, я готов для вас все сделать.
Он сломал черную печать и прочел внимательно несколько строк, писанных тою, кого он называл когда-то просто Луизой.
Глаза полководца, который видел так часто и так много льющейся крови, подернулись слезой и взволнованным голосом он произнес:
– Говорите, граф, что я могу для вас сделать?
XXI
Король – солнце
Гуго в нескольких словах рассказал графу де-Колиньи, в каком он находится положении: дуэль, засада, сражение, погоня, найденный приют в таком доме, где честь не позволяла ему оставаться; в какое затруднение поставлен он всеми этими приключениями и наконец какой помощи пришел он просить у графа, в минуту крайней опасности. Он рассказал всё с полной откровенностью и, увлеченный понемногу своей доверчивостью, передал всю жизнь свою с минуты отъезда из Тестеры. Его честная речь поразила графа де-Колиньи, который усадил его подле себя.
– Во всем этом, – сказал он, когда Гуго кончил свой рассказ, нет ничего, чего бы я сам не сделал, если б был на вашем месте, – может быть, не с таким счастьем, но наверное с такой же решительностью. В сущности, кого поразили вы вашей шпагой и кто из вас первый затеял ссору? Вас задел какой то бесприютный искатель приключений, один из тех бездельников, которые так и просятся на виселицу; ему давно следовало бы грести на королевских галерах. Вы положили его на мостовую ударом шпаги: что же может быть проще? Вот расставленная вам засада – другое дело, вовсе не такое уже простое… вы никого не подозреваете в этой низости?
– Никого. Разве вы не находите, что одна злоба самого Бриктайля может служить достаточным объяснением?
– Дуэли – пожалуй: осушают кружки, горячатся, дерутся – это встречается ежедневно, но засада, погоня, записка, приглашающая вас на свидание, где вы встречаете вместо ожидающей вас женщины отряд из ночного дозора, – вот тут вопрос усложняется! есть кто-нибудь, кому бы выгодно было погубить вас?
– Никого не знаю.
– Вы говорили мне о соперничестве между вами и графом де-Шиври.
– Да, но соперничество открытое, на виду у всех, так что оно не мешает ему оказывать мне самую искреннюю дружбу. Он был моим секундантом в этой дуэли.
– А кавалер де-Лудеак был секундантом у этого капитана д"Арпальера, в котором вы встретили вашего старого знакомого, Бриктайля? Ну, а ужин, за которым у вас вышла ссора с этим бездельником, ведь его затеяли граф де-Шиври с своим другом, не так-ли?
– Как! неужели вы можете предполагать?…
ebooksa