Андраш все это время стоял рядом и курил.
– Сомневаешься? – раздраженно спросил Граф, когда Виталик, скрипя тросиками, ушел по лыжне за Агзу.
Андраш глянул на него как-то странно, одернул свою бомжекуртку и пошел за лыжами. Лишившись половины оттяжек, палатка ходила ходуном. Лика закапывала лопату вместо взятой Виталиком лыжи. Андраш попытался вместо своей лыжи оттянуть палатку на Личкины санки, но Лика его остановила.
– Брось, – сказала она, – иди, догоняй! Пурга же!
Андраш оставил санки и вдруг обнял Лику. Разглядывая его лицо, Лика предупредила:
– Осторожно там!
– Сами вы осторожно! – махнул рукой Андраш, надел лыжи и пошел к санкам.
Влез в упряжку, надел на плечи рюкзак, потом, словно вдруг вспомнив что-то важное, повернулся, переступая лыжами, к внимательно наблюдавшему за ним Графу.
– Надеюсь, скоро свидимся!
– Надеюсь, – ответил Граф.
Андраш опять развернулся, перетаптываясь, словно пингвин, опять поправил пришитый к куртке куцый кусок авизента, зашагал прочь и запел:
– Да обойдут тебя лавины!
Закончив с оттяжками, Лика подошла к Графу.
– Нехорошее что-то делается, – сказал ей Бессонов, глядя в снежную мглу, туда, где только что исчез Андраш.
– И Андраш тебя предал… – Лика смотрела в том же направлении. Смотрела как-то отрешенно.
– Ну, я не Христос, а Андраш не Петр, – Граф легко положил ей руку на плечо, – так что вряд ли это можно назвать предательством. Да и предательство – не самое страшное в жизни.
– А что тогда самое страшное?
Граф вздохнул и пожал плечами.
– Наверное, беспомощность. Бессилие. Когда ничего поделать не можешь. С другой стороны… – он посмотрел куда-то в сторону, – пока есть силы терпеть, со всем можешь справиться. Даже смерть – не конец. Не важно, что ты умираешь. Важно – как.
– Ты знаешь, что там, после смерти?