Его птичка

Аня хмыкает, чуть задирает острый подбородок, а потом долго молчит.

— Почему ты не звонил, когда я просила помощи?

— Ох, малыш, — прижимаю ее к себе крепче. — Если бы я знал о твоих звонках, то бросил бы пить, бросил бы работу и примчался к тебе.

— Ты пил? — удивляется Аня, оборачиваясь ко мне. — Но ты же всегда считал, что только слабый человек пьет. Даже если у него горе.

— Чтобы не признавать себя слабым, скажу, что мое горе было очень велико.

Аня тихо смеется на это и подвигается ближе ко мне, заглядывая в глаза.

— Значит, любишь?

Ну вот что за вопрос? Я плохо доказал?

— Люблю, — не стал я напоминать ей, что уже и говорил это, и доказывал.

— Что, и свадьба будет? — поднимает она брови и игриво опускает ручки мне на бедра. Слишком близко к опасной зоне, член в которой скоро взорвется от притока крови. И недостаточно близко.

— Ну а то? Как только твою маму на ноги поднимем, прямиком в загс.

Она тут же мрачнеет (за маму переживает) и убирает ручки. Тем не менее возвращается мне на грудь, устроившись при этом поудобнее.

— Значит, никакого секса до свадьбы.

Я замираю на мгновение, не в силах вымолвить и слова. Учитывая ее собственное страстное желание, сдастся первой она сама.

— Посмотрим.

Смотрим уже неделю. Уже чувствуя, что скоро зарежу кого-нибудь скальпелем, так меня все стало раздражать.

Сегодня не дам ей шанса на отказ. Поэтому приготовил ужин, накрыл стол в своей квартире и приготовил новое обручальное колечко. Она не сможет устоять.

Но устоять некому. Она не приходит. Опаздывает на час, трубку не берет.

Меня начинает по-тихому потряхивать. И от страха, и от гнева.

Такси сломалось? Телефон сел? Ее похитил Афанасьев? Мысли и картинки, неприсущие рациональному человеку, мелькают со скоростью лейкоцитов в крови.