Ее лоно упирается мне прямо в член, трется все быстрее, и это меня отрезвляет.
Со смехом отрываю от себя забывшуюся Аню и хрипло смеюсь.
— Спокойно, малыш. Мы на улице.
Она тут же расширяет глаза, оглядываясь, и стыдливо смотрит на меня.
— Вот видишь? Со мной ты никогда не была и не будешь шлюхой, потом что меня ты любишь, а я люблю тебя.
Она мигом розовеет от этих слов и облизывает губы.
— Значит ли это, — после короткой паузы интересуется она, — что ты бы помог моей маме в любом случае?
Опасно. Опасно говорить правду из страха ее снова потерять. Но и врать не хочу.
— Да.
Она вдруг прижимается к моей груди щекой, обнимая за талию. Теперь я не вижу глаз, а только макушку.
— Ну и хорошо.
Она отходит и кивает на стоящую вдалеке машину.
— Куда мы сегодня едем?
Мы смотрим на раскинувшееся полотно Москвы с высоты птичьего полета. Дуреем и от красоты, и от того, насколько близко находятся наши тела. Но, как по мне, недостаточно близко. На ней для этого, правда, слишком много одежды.
Особенно джинсы. Ну вот что стоило надеть юбку? В них даже рукой не пролезешь.
А я пытался. Дважды.
— Невероятно, а я даже не знала, что колесо обозрения отстроили, да еще с утепленными кабинками.
— Мы часто не замечаем ценностей, что лежат у нас под носом, — говорю я, медленно поглаживая ее грудь через одежду, пока она, откинувшись на меня, смотрит в окошко кабинки.
— Это ты об аттракционе или обо мне?
— Ты похлеще любого аттракциона.