Его птичка

— И для этого, — продолжаю я, как будто не слыша ее, — у меня есть твое обещание, наш договор.

— Рома, ты не можешь использовать, — ахает она и бьет меня кулаком в грудь. Отчаянно, но не слишком ощутимо.

— Могу и буду, — руки захватывают в плен голову, чувствую влажные волосы на висках. — Ты моя, ты обязана мне жизнью матери и сестры, и если для того, чтобы удержать тебя рядом, мне придется это использовать, я так и сделаю. Потому что я скорее сдохну, чем соглашусь жить без тебя, поняла? — я уже рычу последние слова ей в лицо и, получив легкий кивок, сминаю дрожащие губы.

Ее руки тут же обхватывают мою шею, и я углубляю поцелуй, превращая его в очередную прелюдию. Вжимаю Аню в стенку, прижимаясь к ней своим, уже по стойке смирно стоящим членом. Слышу всхлип и стон в губы.

Этот звук меня отрезвляет. Потому что задрать платье, под которым точно ничего нет, и расстегнуть ширинку, металл которой неприятно трется о головку, легче простого. Легко взять ее прямо здесь, всадить по самые яйца и вбивать в стену, вытрахать всю дурь о расставании из ее красивой головки, а потом спустить в рот, чтобы навсегда поняла, что только мою сперму она будет чувствовать во рту.

Отпускаю, делаю шаг назад и лезу в карман, протягивая несколько купюр.

— Сейчас давай к себе. Я заберу тебя вечером, мы съедим самый большой стейк и поговорим. Сообщение Антонины ничего не меняет. В крайнем случае я просто буду обеспечивать ее ребенка, если по какой-то нелепой случайности он окажется и моим.

— А когда это будет известно? — интересуется она и опускает подол платья, убирая деньги в карман куртки. Когда я успел его задрать?

— Только после рождения. Можно и раньше, но это большой риск для плода.

— Для ребенка.

— Нет, Аня. Пока ребенок в утробе, это плод. Даже когда есть риск для него и матери, спасают мать, потому что она человек.

Аня закатывает глаза, и вдруг ее заплаканное лицо озаряется улыбкой.

— Что?

— Ничего, просто ты врач и твои выражения порой далеки от гуманных, — говорит она и вдруг зажимает губы, отводя взгляд. — Я глупая, да? Просто мне до сих пор сложно поверить, что ты со мной. Снова. И когда вроде все налаживается, происходит какая-то жопа. Почему?

Я притягиваю эту самокритичную дурочку к себе и целую в макушку.

— Аня, открою тебе тайну бытия. Жизнь всегда будет чередоваться из черного и белого. Самое важное — это как человек ведет себя, когда наступает очередная задница. С каким достоинством он из нее выбирается и не теряет веры, что наступит счастье.

— Ты такой умный, — хвалит меня малышка и вдруг гладит через джинсовую ткань член. У меня невольно сводит пальцы на ногах, а подбородок от похвалы поднимается сам собой.

— Значит, важно, как люди преодолевают препятствия?

— Да, и важно, что при любом препятствии люди поддерживают друг друга, а не убегают, как маленькие дурочки. Ты же не убегаешь со сцены, если заиграет не та музыка или включат не тот свет. Почему это не может распространяться на отношения?

Она хихикает, наверное представив, что вряд ли бы чего-то добилась, убегая со сцены каждый раз, когда что-то шло не так.